Владимир Гусев - Искатель, 2013 № 11 Страница 2

Все это я прочитал здесь, в салон-вагоне, в сегодняшней газете. Не совсем местной, газету выпускали в Москве, а здесь, в краевом выпуске, добавляли своих специй. Прочитал вместо того, чтобы съесть третий бутерброд с балычком осетрины. Отбил желание.

Поезд начал тормозить — неспешно, величаво, как английские дворецкие в костюмированном фильме.

Замок проступал сквозь туман, как будущее российской государственности — неясно, но внушительно.

Но до самих стен не добрались — поезд остановился. Я встал, и опять подоспел стюард:

— Ваш багаж доставят, не беспокойтесь.

Доставят? Но куда? Я все-таки беспокоился. Ну как пропадет, что делать? Одежда и все прочее… В Оберхофе — и то поди купи что нужно, а уж здесь…

Я хотел сказать, что и сам отнесу багаж куда нужно, но стюард исчез.

Вместо него в салон вошел благообразный господин совершенно европейского вида. Знаете, европейцы отличаются не одеждой (костюм на господине был консервативный, не дороже восьми сотен евро, или даже пяти, столько и стоят приличные костюмы для трудовых миллионеров), даже не зубами. Они двигаются иначе. Наш человек, хоть депутат, хоть профессор, хоть работяга, идет так, будто в любую секунду его могут толкнуть, ударить, а то и убить. Напряженно идет. А европеец идет свободно. Не развязно, а уверенно. Почему — не знаю. Судя по истории, и толкали, и убивали в Европе предостаточно. А, вот еще: у нашего выражение лица говорит, что его и унизить, и ударить имеют право, жаловаться некому. А у европейца такого выражения нет. И у этого господина тоже не было.

Эти мысли пронеслись в голове быстрее, чем господин сделал положенные шаги от входа до кресла, в котором я сидел. И я думал быстро, и господин двигался неторопливо. Да и трудно ему торопиться, он прихрамывал. Несильно, но специалисту заметно. А я специалист как раз по движению человеческого тела во времени и пространстве. Похоже, у господина протез левой ноги. Отличный протез, но все ж кинематику меняет.

— Позвольте представиться: Шувалов Афанасий Михайлович, управляющий. Вас я, разумеется, знаю, вы — наш новый эксперт, Иван Федорович Фокс.

Я наклонил голову, соглашаясь. Иван Фокс, он самый. Но почему эксперт?

Я не спросил, но Афанасий Федорович сам объяснил:

— В замковой табели о рангах вы означены как эксперт в области физического воспитания.

— Табели о рангах? — не удержался я.

— Это звучит лучше, нежели платежная ведомость, так нам, по крайней мере, кажется. Позвольте проводить вас и обсудить наши порядки-распорядки.

Проводить так проводить. Хотя если порядки-распорядки, то годится и проводить-препроводить-сопроводить-выпроводить.

Впрочем, выпроваживать меня даже глупо — и не за что, и незачем, я еще и аванса не отработал. С чего такая мысль вообще пришла мне в голову?

А просто пришла, и все. Брела мимо, дай, думает, зайду. И зашла. Ко мне часто глупые мысли заходят. Просто потому, видно, что их, глупых мыслей, куда больше, чем мыслей умных.

Мы вышли на перрон. Перрон словно из немецкого городка, патриархального, тихого, куда не добрались новые немцы, сиречь албанцы, банту и магрибы. Не две тысячи тринадцатого года городок, а тысяча девятьсот тринадцатого. Чистый, каменный, повсюду клумбы. Все очень аккуратно, ни плевков, ни семечек-орешков, ни жевательной резинки.

И вокзал тоже очень уютный снаружи. А какой внутри, я не посмотрел — мы обогнули здание и подошли к автомобилю.

У автомобиля стоял водитель — в сером френче, серых же галифе, серых высоких ботинках, а на голове — серая фуражка с гербом: кадьякский медведь на задних лапах. Ничего удивительного, это герб Комбината Редкоземельных Металлов. Удивительно другое — водитель быстро, но не суетливо открыл обе задние двери.

— Садитесь, пожалуйста, — предложил управляющий.

Я сел. До Замка было метров пятьсот, отчего ж не проехаться в автомобиле — длинном, роскошном автомобиле тридцатых годов с открытым верхом.

Водитель вернулся на свое место, и автомобиль плавно тронулся. Мотор был на удивление тихим.

— Электрический, — пояснил управляющий. — Ездить особенно далеко не приходится, аккумуляторов хватает. И природа не страдает.

Он, наверное, любит читать лекции о технике. Или просто вежлив.

— Замок, — продолжил он, — говоря языком сегодняшних газет, новодел. Но, на мой взгляд, он и тысячу лет назад был бы здесь к месту. Иногда мне кажется, что он тысячу лет и стоит.

— А на самом деле? — спросил я.

— Его начали строить в декабре сорок шестого года, а завершили в мае сорок восьмого. Одна тысяча девятьсот сорок восьмого. Строили немцы, военнопленные. Не одни, конечно. Японцы тоже потрудились, китайцы, да и на русском поту немало тут замешено. Генерал Козленко хотел, чтобы замок был не хуже немецких, и своего добился. Это он умел — добиваться своего.

— Генерал Козленко? А кто это?

— О, история — барышня с причудами: одних возвышает не по заслугам, других не по заслугам прячет. Сталин не боялся никого, кроме Берии, а Берия… Берия боялся Козленко. Таким уж человеком был генерал. О Замке многое можно рассказать, я и расскажу — постепенно, не спеша. Рассказ от спешки многое теряет.

Машина ехала гладко, и управляющий говорил гладко, чувствовалось — привык разговаривать. Возможно, лекции читал. Профессор. А что? Почему бы профессору и не стать управляющим Замка?

Перед Замком было несколько строений. Сухой, казенный оборот, так ведь и строения были такими же — казенные параллелепипеды. Видно было, что проектировали и строили их другие люди. Не немцы. И в другое время, поближе к двадцать первому веку. А чуть дальше, на возвышенности, стояли огромные ветряки-генераторы, числом три. Лопасти их вращались почти бесшумно: и ветер слабый, и конструкция современная.

Как и положено, перед стенами Замка был ров — сухой, без воды, метров пяти глубиной. На дне что-то белело. Человеческие кости?

— Это имитация, — успокоил управляющий. — Настоящие кости тоже были, но их убрали еще в шестидесятые.

Автомобиль проехал по мосту надо рвом, миновал раскрытые ворота, и мы оказались под защитою стен.

Да… Вблизи Замок впечатлял не менее, чем издали.

Но вникнуть в архитектурные детали я не успел: автомобиль остановился у входа в донжон.

Собственно, вход располагался выше земли, и хорошо выше, метра на два, и потому вели к нему ступени.

Управляющий поднялся по ступеням легко. Держит себя в форме. Тоже европейская черта.

Холл — высокий, просторный и прохладный. Это сейчас, летом. А зимой?

Обстановка — как в музее. Рыцарские доспехи, мечи, щиты, ветхие гобелены…