Жорж Ланжеран - Дедукция в старом кресле Страница 2

Я не только понял, что это был за запах, но мне стало ясно, почему он заговорил о башмачке Твени. А этот глупый полицейский пес расселся на полу, уставился на меня и, помахивая хвостом, на расстоянии выражал мне свою симпатию.

Мэри пошла за одеялом маленького Твени, чтобы дать его понюхать собаке, и тут я заметил — Доктор что-то очень заторопился уходить. Мне было уже не до размышлений и не до ревматизма. Я не мог себе позволить роскоши промахнуться Я знал, что боль будет невыносимой, но выхода не было.

Сжав зубы, я выпрямился в кресле. Расстояние было небольшое, но дело не в расстоянии: важно было не только схватить, но и не выпускать. Сердце мое бешено забилось, я бросился на Доктора и вцепился в его пиджак.

— Ты что, Дед! Отпусти его! — закричала Мэри, а Доктор начал отчаянно дергать свой пиджак. Но я примерз к нему. Я-то точно знал, что было в его кармане.

Он так ударил меня по голове, что я застонал, но это его и погубило. Когда он замахнулся вторично, Чук, не слушая хозяина бросился и вгрызся в руку Брандона. Вдвоем мы зажали его между столом и креслом и повалили на пол. По правде говоря, повалил то его Чук который знал всякие приемы, а я лишь железной хваткой держал карман Брандона.

Силы уже оставляли меня, когда полицейский догадался прийти нам на помощь.

— Что у вас в кармане? — крикнул он и я понял что могу отпустить.

— Н-н-ничего — ответил Брандон.

— Посмотрим, — сказал полицейский и вытащил из кармана Брандона башмачок Твени.

Том мгновенно упер дуло пистолета в спину Доктора.

— Где ребенок? Ну?!

— Не знаю… в багажнике…

— Где?

— В моей машине.

— Сбегай, — сказал детектив но Том уже был за дверью.

Принесли мирно спящего Твени. Мальчика принялись тискать, разбудили, уложили и сказали «спи». И только тогда Мэри и Старуха взялись за меня — они уселись на пол, принялись гладить и тискать меня. Во всем теле я чувствовал тупую боль.

— Дедушка! Дедушка! Мой старый, мой умный мой хороший пес! — говорила мне сквозь слезы Мэри.

Я давно приглядел себе на стуле у пианино желтую подушку, большую такую мягкую, атласную… «Рискнем-ка, что я теряю? — решил я и начал сползать со своего кресла — ноги очень болят, когда мне приходится ходить, — подошел к двери в другую комнату и начал царапаться в нее. Мэри конечно, бросилась открывать. С грустью в глазу я посмотрел ей в лицо (должен вам сказать, что я одноглазый), направился к пианино и стал осторожно стаскивать со стула подушку.

— Что, Дед, хочешь заполучить мамину подушку, а? Старая лиса?

Я пошел за ней следом, осторожно помахивая хвостом, потому что и этот жест причиняет мне боль. Она положила подушку в мое большое кресло у камина и помогла мне вскарабкаться в него.