Алистер Маклин - Искатель. 1994. Выпуск №5 Страница 20

Мое внимание, не знаю почему, привлекло тело, лежавшее ко мне ближе других. Я наклонился и навел фонарик на то, что когда-то было правой рукой, а теперь напоминало оголенную когтистую лапу. На среднем пальце виднелось золотое кольцо, не расплавившееся, но сильно деформированное огнем. Я узнал это кольцо — мы покупали его вместе с моей невесткой.

Я не чувствовал ни горя, ни боли, ни отвращения, решив, что все это, должно быть, придет позже, когда пройдет первое потрясение. Эта жуткая масса обугленной плоти никак не вязалась в моем сознании с образом брата, которого я очень хорошо помнил, и мой оцепеневший рассудок отказывался воспринять эту связь как объективную реальность.

Пока я стоял, опустив глаза, мой интерес, как врача, привлекло странное положение, в котором лежало тело. Нагнувшись, я долго рассматривал труп. Наконец, медленно выпрямился и тут же услышал, как отворилась дверь. Это был лейтенант Хансен. Стащив маску и подняв очки, он посмотрел сначала на меня, потом на тело, что лежало у моих ног. Я увидел, как его лицо сделалось белее мела.

— Выходит, вам не повезло, док? — сквозь свист и завывание бури я с трудом расслышал его сиплый голос. — Боже, я так вам сочувствую.

— Что вы имеете в виду?

— Это же ваш брат?

— Вам рассказал капитан Свенсон?

— Да. Перед самым отходом. Поэтому мы здесь. — Он скользнул взглядом по полу, и лицо его стало серым, словно старый пергамент. — Погодите-ка минутку, док.

Хансен развернулся и выбежал за дверь.

Вернувшись, он выглядел не намного лучше.

— Капитан Свенсон объяснил, почему он позволил вам идти.

— Кто еще знает?

— Только капитан и я.

— Пусть это между нами и останется, хорошо?

— Как скажете, док. — Мелькнувшее было на лице Хансена удивление и любопытство уступили место выражению ужаса. — Боже мой! Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?

— Идемте к остальным, — сказал я. — Нет смысла тут дольше оставаться.

Хансен молча кивнул.

Между тем, кроме доктора Джолли и Киннэрда, на ноги встали еще трое: капитан Фольсом, длинный и сухощавый, точно жердь, с сильно обгоревшим лицом и руками, заместитель начальника базы, Хьюсон, темноглазый и молчаливый водитель тягача и по совместительству механик, отвечавший за дизельные генераторы, и неунывающий кок йоркширец Нэсби. Джолли, открыв мою аптечку, накладывал свежие повязки на руки тем, кто еще лежал. Представив их нам, он снова вернулся к своей работе. Похоже, он не нуждался в моей помощи, по крайней мере сейчас. Я услышал, как Хансен спросил Забрински:

— Говорил с «Дельфином»?

— Да нет, — Забрински перестал передавать позывные и подвинулся, удобнее развернув сломанную ногу. — Я еще не совсем понял в чем дело, лейтенант, но, по-моему, эта старая шарманка накрылась.

— Так, — медленно проговорил Хансен. — Значит, вызвать их ты не можешь?

— Я их слышу, а они меня нет. — Забрински виновато пожал плечами. — Похоже, когда я упал, то сломал не только лодыжку.

— Сможешь починить?

— Вряд ли, лейтенант.

— Черт возьми, ты же радист.

— Да, — рассудительно согласился Забрински, — но не волшебник. Замерзшими, одеревеневшими руками, без инструментов, с этим устаревшим аппаратом без схемы и с надписями на японском пришлось бы повозиться даже самому Маркони.

— Но починить-то его можно? — не унимался Хансен.

— Он на транзисторах, а не на лампах, так что разбиться там нечему. Значит, думаю, можно. Но на это потребуется не один час, лейтенант, и сначала придется изготовить необходимые инструменты.

— Хорошо, действуй. Делай все, что хочешь, только запусти эту штуковину.

Забрински молча протянул Хансену наушники. Послушав некоторое время, Хансен снял наушники и, возвращая их радисту, сказал:

— С починкой рации можно, пожалуй, и не спешить.

— Вы имеете в виду, — поправил его Забрински, — что спешка здесь ни к чему.

— Что значит ни к чему? — спросил я.

— Похоже, — мрачно пояснил Хансен, — в очереди на спасение мы стоим следующими. Они передают одно и то же: «Полынья быстро смерзается, немедленно возвращайтесь».

— Я с самого начала был против — это же чистое безумие! — подал голос Роулингс. Он сидел над котелком, в котором оттаивал ледяной комок консервированного супа, и уныло помешивал его вилкой. — Попытка, друзья мои, конечно, благородная, но однозначно обреченная на неудачу.

— Держи свои грязные пальцы подальше от супа и прикуси язык! — сердито велел ему Хансен. — А где ваша радиостанция? — спросил он Киннэрда. — Ну да. Мы запустим ваш генератор и тогда…

— Мне очень жаль, — грустно улыбнулся Киннэрд. — Ручной генератор сгорел, мы пользовались аккумулятором, а он сел.

— Аккумулятором, говорите? — с удивлением переспросил Забрински. — Тогда почему во время ваших передач происходили колебания мощности?

— Наши никелево-кадмиевые батарейки изрядно подсели, к тому же у нас их было всего пятнадцать штук, остальные сгорели, и мы их то и дело переставляли. Вот почему мощность постоянно менялась. Даже никелево-железистые элементы оказались не вечны — в конце концов и они сели. Сейчас их не хватит и на то, чтобы зажечь фонарик.

Забрински молчал, как и все остальные. Когда стало ясно, что молчание слишком затянулось, я сказал Хансену;

— Что ж, раз ни одна из радиостанций не действует, кому-то из нас придется отправиться на «Дельфин», причем немедленно. Предлагаю послать меня.

— Нет! — воскликнул лейтенант. Потом, немного успокоившись, продолжал: — Простите, дружище! Но добро на самоубийство капитан никому из нас не давал. Вы останетесь здесь.

— Хорошо, остаюсь, — сдался я. Сейчас не было времени объяснять ему, что я не нуждаюсь ни в чьем разрешении, и в доказательство размахивать манлихером у него перед носом. — Значит, мы все останемся. И подохнем, тихо-мирно, без борьбы, без лишней суеты — просто ляжем и сдохнем, прямо здесь. Думаю, вы прекрасно понимаете, что значит быть настоящим командиром. Амундсен, несомненно, согласился бы с вами.

Мои слова, конечно, прозвучали как оскорбление, но в ту минуту я был просто вне себя.

— Никто отсюда не уйдет, — сказал Хансен. — Я не собираюсь никем командовать, док, но будь я проклят, если позволю вам совершить самоубийство. Ни вы, да и никто из нас не сможет вернуться на «Дельфин» после всего, что мы пережили. Это — во-первых. Во-вторых, у нас не работает радиопередатчик, а без точного пеленга нам ни в жизнь не найти «Дельфин». А в-третьих, они там не станут дожидаться, пока смерзнется полынья — погрузятся еще до того, как мы одолеем хотя бы половину обратного пути. Наконец, что, если мы доберемся до той полыньи, а «Дельфина» там не окажется? Тогда мы уже не сможем вернуться на «Зебру».