Евгений Кораблев - Созерцатель скал Страница 20

Все истины охотского исправника были настолько непристойны, что профессор не дал старику привести при женщинах мнение любимого авторитета. Он перебил его, сказав, что это интересное явление.

– На этот раз необыкновенный факт «цветения Байкала» все путешественники обращали внимание – Паллас, Георги, Гмелин[21] и другие. Некоторые предполагали, что это подымается на поверхность цвет водорослей. Позднейшее микроскопическое исследование показало, что это не так. Тут нет ничего таинственного и мистического. Вы слыхали о так называемых серных дождях? – спросил он ребят. – Нет?.. Ну, тогда вот что... Случалось вам, – обратился он к девушке, – при скитаниях по лесу, пробираясь среди хвойных деревьев, видеть цветочную пыль сосны или кедрового сланца? Ага! Вспомнили? Хвойные деревья дают массу цветочной пыли; она иногда покрывает целым слоем почву, а при сильном ветре даже уносится и падает иногда в виде «серного дождя». Эта пыль, что вы сейчас видите плавающей на воде, и есть цветень хвойных деревьев, занесенный на Байкал и накопленный около берегов.

– Наука! – презрительно повторил Попрядухин, выслушав объяснение, и сплюнул на дно лодки. – Сосна и кедр, – сказал он язвительно, помолчав, – цветут в мае, в июне, а Байкал – в конце июня, в июле. Как это такое?

Профессор улыбнулся.

– На Байкале многие растения и деревья цветут значительно позже, смотря по тому, на каком склоне гор и в какой части берега находятся.

Попрядухин хмыкнул.

– Зачем вы обследуете озера около Байкала? – задала вопрос девушка. – Разве фауна там не такая же, как в нем?

– Там обычные пресноводные сибирские виды. А то, что иногда находится чисто байкальского, это в виде исключения. Типичные байкальские формы водятся только в Байкале да в Нижней Ангаре. Фауна его, как я вам говорил, настолько своеобразна, что в науке установлен особый отдел – Байкальский, как есть отдел Кавказский, Алтайский. Эта фауна носит морской характер.

– Скажите, вопрос о происхождении Байкала теперь разрешен?[22]

– Ученые еще спорят.

– Разве присутствие морской фауны не достаточно для разрешения загадки? – спросил Тошка.

– Оно объясняется по-разному. По мнению одних, это происходит потому, что Байкал является реликтовым, то есть остатком моря, часть которого он составлял, Ледовитого океана. Другие возражают, ссылаясь на то, что морские формы могли проникнуть в Байкал и другим путем, например, путем перенесения их из Сарматского моря.

– А разве не могли они зайти по рекам из Ледовитого океана?

– Он не соединен с Ледовитым океаном сколько-нибудь значительным прямым путем. Но если допустить как-нибудь, что так могли проникнуть омули, то присутствие нерпы совершенно не поддается объяснению. Сколько мы знаем о жизни этих животных, еще не было примеров, чтобы они так далеко заходили от океана и поднимались по рекам. Наконец, их ни разу не видали ни в Енисее ни в Нижней Ангаре.

– Знаете, – воскликнул Тошка, глядя на разложенную перед собой карту, – что мне пришло в голову? Верховье Лены очень близко к реке Анге, впадающей в Байкал. Ведь во время какого-нибудь громадного наводнения они могли слиться, и часть рыб и нерп переплыла в Байкал. Так же и другие морские животные. А там уж они приспособились в байкальской пресной воде. Может быть, этим и объясняется, что, наряду с пресноводными формами, там живут чисто морские.

Профессор улыбнулся.

– Молодец! Ты высказал мнение ученого Пеллье. Но это, конечно, только предположение. Таким же предположением может служить, что произошел какой-нибудь переворот на поверхности земли около Байкала пли еще какой-нибудь необыкновенный, неизвестный науке случай, вне обычных ее расчетов.

– А вы что думаете?

– Я думаю, что морская фауна у него из древнего миоценового Сарматского моря. Некоторые элементы его фауны, как я вам говорил, отличаются необычайной древностью, например, малощетинковые черви, ресничные черви, часть моллюсков. Это очень древний водоем. Об этом же говорит и множество преданий. Много поколений еще будут спорить об этом таинственном море и трудиться над его загадками.

– А правда, – спросил Попрядухин, – я слышал он соединяется под землей с Ледовитым океаном?

– Есть и такая легенда, – улыбнулся профессор. – Думают, что подземным путем Байкал соединен со знаменитым Гусиным озером, которое появилось, можно сказать, на глазах населения.

– А что, ведь на Байкале, как на океане, бывает прилив и отлив![23] – не сдавался Попрядухин.

– Как? – вытаращили глаза ребята.

Теория Попрядухина о связи Байкала с океаном через подземный ход получала подобие вероятности.

– Я никогда не слыхал об этом, – сказал удивленно профессор.

– А как же? Вы разве не слыхали, что пролив в Прорву почти никогда не замерзает. Каждые сутки вода в нем движется – сначала в одну сторону, потом в другую. От этого канал не замерзает.

– Вы думаете, вследствие периодического течения воды?

– А то как же?

– Интересно! – сказал профессор. – Надо будет заехать туда.

XV. Голумененье

Однажды вечером, перед заходом солнца, баркас лавировал около небольшого острова. Скалы, состоящие из белого крепкозернистого гранита, все были облеплены плоскими бакланьими гнездами. Остров представлял многочисленную пернатую колонию. Странно было то, что в иных гнездах виднелись яйца, в других, напротив, сидели почти взрослые птенцы. Это заинтересовало профессора, и он решил осмотреть гнезда.

Баркас высадил его и, отойдя от опасных камней, держался вблизи острова. В лучах солнца всем хорошо была видна стройная, высокая фигура Булыгина, карабкающегося по скалам.

Это был опасный путь. Все камни были покрыты свежим гуано, что делало их чрезвычайно скользкими. В иных местах гуано лежало слоем в полметра. Густота бакланьих гнезд была необычайна. Буквально нельзя было ступить шагу, чтобы не натолкнуться на гнездо. Профессор убедился в любопытном явлении: бакланы, высиживая птенцов, одновременно несут новые яйца; таким образом, можно наблюдать развитие бакланов во всех стадиях, начиная с яйца, слепого птенца и кончая почти оперившимся.

Переходя со скалы на скалу, Булыгин незаметно поднялся на самую вершину. С верхней скалы открывался величественный вид гор со снежными вершинами.

Вдали, на море, лавировал чуть заметный «Байкалец».

Налюбовавшись снежными вершинами, профессор вдруг замер от изумления.

«Какие же это горы? – спросил он себя. – Откуда? Тут могли быть Ушканьи острова, но это не они. Снежные вершины Святого Носа здесь не могут быть. Притом эти горы остры, похожи на пики».