Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев Страница 20

– Да.

Небрежно кивнув, медсестра достала из шкафчика пузырёк с вазелином и стала смазывать наконечник огромной шланговой клизмы, лежавшей на алюминиевом столе среди других клизм. Кременцова молча за ней следила, чувствуя себя странно.

– Юлия Александровна, оголяйте попу, ложитесь на левый бок, прижимайте ноги коленками к животу.

Напротив стола стояла кушетка. Юля расположилась на ней согласно распоряжению, предварительно скинув шлёпанцы, хоть её об этом и не просили. Эльвира сзади к ней подошла с орудием пытки.

– Правой рукой поднимите правую ягодицу, Юлия Александровна!

Лейтенант Кременцова выполнила и этот приказ.

– Очень хорошо. Теперь уберите руку. Расслабьтесь, думайте о приятном.

– Хватит меня на Вы называть! – психанула Юля, – клизму в задницу вставила, и раскланивается, как фрейлина с королевой!

– Простите… ой, извини, пожалуйста!

Высоко подняв клизму, Эльвира открыла кран. Ей было смешно. Весело вдруг стало и Кременцовой. Она отчаянно грызла пальцы, чтоб не заржать, и громко сопела, чувствуя, как вода разливается по её кишкам холодными волнами.

– Ещё много?

– Примерно литр. Клизма большая. Вторая будет поменьше.

– Что? Ещё одна будет?

– Даже и не одна. Я до трёх часов клизмить вас буду нещадно, Юлия Александровна! Уж простите. Придётся вам потерпеть.

Действительно, было тяжко. Выдернув шланг, Эльвира внезапно издеванулась:

– Ну, а теперь попробуй-ка, добеги с водичкой до туалета! Это тебе не в прокуратуре из одного кабинета в другой бумажки носить.

– Да иди ты в жопу!

Соскочив на пол, Юля ринулась к коридору, белея плотно сжатыми половинками. Лишь за дверью вспомнила, что халат надо опустить.

– Куда, куда босиком? – смеясь, кричала ей вслед Эльвира, – тапки надень!

Но Юля летела по коридору, слыша лишь ветер в своих ушах. Домчавшись до унитаза, она блаженно на него плюхнулась, и, подняв к потолку хищные, пантерьи глаза, чуть не застонала от наслаждения. Но к нему примешивалась какая-то ядовитая дрянь. Она была вызвана разговором около клизменной. Юля просто не понимала, как можно с таким спокойствием и с улыбкой рассказывать незнакомому человеку о том, что некие твари тебя унизили, да ещё при этом и изувечили! Совершенно не понимала. По туалету была разлита вода – хорошо, что чистая. Вероятно, потёк бачок. Кременцова, конечно, это заметила. Но не сразу.

Идя к палате, она услышала за неплотно прикрытой дверью радостный Анькин голос:

– Она сейчас сидит на горшке. Ей клизму поставили!

– Идиотка, – вздохнула Юля, и, открыв дверь, вошла. Ох, лучше б она этого не делала! Лучше бы она утопилась там, на чём только что сидела, задрав халат! Посреди палаты стоял с букетиком хризантем её сослуживец – старший лейтенант Кирилл Бровкин, тридцатилетний красавец. Стоял, смотрел на неё – на босую, красную, разъярённую. А она безмолвно пялилась на него, даже не пытаясь поднять углы сжатых губ. А гадина-Анька, натягивая трусы под халат, блаженно пищала:

– Юлия Александровна, ваши тапки вам принесли! Просили сказать, что вторую клизму вам будет ставить Илюша, так как Эльвире срочно пришлось куда-то уйти.

– Я безумно счастлива! Всё?

– Очень странно, что вас решили перед УЗИ проклизмить, – продолжала Анька, – я такой чести не удостоилась. Впрочем, вы – из прокуратуры! Для вашей задницы пары литров воды никому никогда не жалко.

– Очень смешно, – ответила Кременцова. Подойдя к Бровкину, она молча отобрала у него букет, а затем спросила:

– Вы это мне принесли цветочки, Кирилл Евгеньевич?

– Ну не мне же! – вякнула Анька, натягивая колготки со стрелкой на правой голени, – я и розы-то принимаю только с приплатой, а всякие там нарциссы, лилии, хризантемы сочла бы попросту оскорблением.

Положив хризантемы на подоконник, Юля растерянно огляделась, и, взяв гитару, села с ней на кровать. Начала подстраивать.

– Весело тут у вас, – проговорил Бровкин, сделав шаг к стулу, – присесть позволите?

– Да, но только ко мне спиной, потому что я сейчас буду надевать лифчик!

Анька давала этот ответ уже без халатика. Взяв аккорд, Юля удивлённо отметила в своих мыслях, что после капельницы её соседка переменилась так, будто ей вместе с физраствором вспрыснули возбудитель вредности. Струны звонко зарокотали.

– Как себя чувствуешь? – спросил Бровкин у Юли, сев.

– Да ничего, получше. А ты?

– Ужасно.

Юля бойко играла Гомеса.

– Хусаинов?

– Да. Хусаинов.

Зазвучал Энио Мариконе. Остро почувствовав себя лишней, Анька заодевалась вдвое быстрее. Через минуту на ней были уже туфли, юбка и свитер.

– Куда намылилась? – обратилась к ней Кременцова.

– Да в магазин схожу. Тебе что-нибудь купить?

– Купи мне две банки свиной тушёнки.

– Две банки?

– Да.

Помахивая цветастым пакетом, Анька ушла. Отложив гитару, Юля закрыла лицо руками и тихо-тихо спросила:

– Как?

– Перегрызли горло.

– А эту женщину? Ольгу?

– Ей перерезали.

По рукам Кременцовой струились слёзы. По коридору опять ехала телега. Везли обед.

– Мы нарисовать её сможем? – спросил Кирилл. Кременцова горестно покачала опущенной головой.

– Рост – высокий, фигура – тонкая, волосы – ярко-рыжие, ниже плеч, походка – очень изящная. Вот, пожалуй, и всё, что я разглядела.

– Во что одета была?

– В первый раз – не помню, штанов на ней точно не было. Во второй – штаны, ветровка, бейсболка. Это всё – вещи Ольги?

Кирилл кивнул.

– Она взяла также и пистолет Хусаинова.

– Вот уж это я поняла!

– Она по тебе стреляла?

– Да ещё как! Всю обойму высадила. Болванки валяются у контейнеров, что напротив детского садика.

Дверь открылась. В палату вполз аромат уморённых голодом кур, сваренных в немытом котле.

– Обед, – сухо тявкнула, громыхая тарелками и половником, санитарка шириной с дверь и ростом чуть выше уровня раковины.

– Не надо, я не хочу, – отрезала Кременцова. Лицо разносчицы вытянулось, но только не вниз, а в стороны.

– Как не хочешь?

– Так, не хочу.

– А вторая где?

– В магазин пошла. Ей тоже не надо.

– Ишь, раскапризничались! Не надо им! Вот мартышки! – проворчала разносчица и захлопнула дверь так крепко, что на гитаре звякнули струны. Сняв полотенце со спинки койки, Юля утёрла слёзы.

– В квартире на Шестнадцатой Парковой обнаружены те же самые отпечатки, что и в Артемьевской, – сообщил Кирилл, разглядывая свои холёные ногти, – в базе их нет.

– Кирюха, а ты икону отдал экспертам?

– Отдал. Тебе интересно, кстати, где эта Ольга её взяла?

– Ну, не тяни время! Что за манера?

– Её соседи сказали мне, что она обожала ездить в Покровский женский монастырь, к мощам блаженной Матроны.

– На Абельмановку, что ли?

– Да. Я сегодня утром туда смотался и сходу выяснил, что она купила эту хреновину в монастырской иконной лавке, а притащил её туда дьякон, который служит в той самой церкви, где находятся мощи. Дьякон мне объяснил, что ему её преподнесла в дар какая-то бабка. Но он решил не ставить её на иконостас в храме, а извлечь из неё материальную прибыль – конечно, не для себя, а для нужд прихода.

– А объяснил, почему?

Дверь опять открылась. Вбежал Илюха с клизмой – но не с такой, какой истязала Юлю Эльвира, а с грушевидной, литровой. Он очень сильно спешил – поэтому, кажется, даже и не заметил Кирилла.

– Вторая клизма, Юлия Александровна! Но она небольшая, так что