Юрий Тупицын - Искатель. 1976. Выпуск №5 Страница 21

С бутылкой ледяной минеральной воды Лорка шел к свободному столику, когда почувствовал прикосновение к своей руке.

— Федор!

Лорка обернулся и увидел Соколова. Перед ним на столе был ополовиненный бокал томатного сока и тарелка малюсеньких бутербродов с самой разной снедью.

— Здравствуйте, Александр Сергеевич, — Лорка присел рядом.

— На ловца и зверь бежит, — не совсем внятно проговорил Соколов, рот у него был набит, отпил солидный глоток сока и уже членораздельнее пояснил: — Мне как раз надо видеть вас. Есть новости.

Лорка откупорил бутыль и сразу же, чтобы не терять газа, наполнил стакан. Отпил несколько глотков острого морозного напитка и, глядя на веселые пузырьки газа, рвущиеся вверх, сказал:

— У меня тоже есть.

— М-м? Отлично!

У Соколова был благодушный вид, лицо и вовсе порозовело, на лбу выступили бисеринки пота. Больше, чем когда-нибудь, он был сейчас похож на очарованного процессом еды поросеночка. Челюсти у него работали неторопливо, но методично и очень эффективно — бутербродики волшебно исчезали с тарелки один за другим. Лорка не успел прикончить бутылку, как с едой было покончено. Соколов вытер салфеткой губы, потом платком лицо и улыбчиво взглянул на Лорку своими голубыми глазами.

— Кто же первый выложит новости? — благодушно полюбопытствовал он.

Эта улыбчивость и благодушие были Лорке не совсем понятны. Соколов знал, что его гипотеза о подростковом вмешательстве в дела взрослых рухнула окончательно и безвозвратно. Они долго обсуждали это по видеофону, Соколов выглядел тогда раздосадованным и огорченным — как и любой одержимый, он был очень откровенен и непосредствен в своих эмоциях. И вдруг такая метаморфоза настроения!

— Могу начать, — вслух сказал Лорка.

— Слушаю.

Слушал Соколов внимательно, он вообще был превосходным слушателем — наверное, без этого качества просто невозможно быть профессиональным экспертом-социологом. Сначала на его лице был написан живой интерес, его сменило недоумение, а потом и растерянность. Вдруг полные, бантиком губы Соколова дрогнули раз, другой, и он захохотал. Захохотал беззвучно, но от всей души, содрогаясь всем своим плотным литым телом, вытирая платком слезы, выступившие в уголках глаз. Лорка хотел было рассердиться, но, вспомнив свою собственную реакцию на предположение Игоря Дюка об иноземном вмешательстве, только усмехнулся.

— Простите, — с трудом выговорил Соколов, постепенно успокаиваясь. — Уж очень это неожиданно и забавно.

— Что вас забавляет? — сухо спросил Лорка.

Соколов заглянул в его похолодевшие глаза и поежился.

— Простите, — теперь уже покаянно повторил он. — Не считайте меня бессердечным. Но я эксперт и порой увлекаюсь делом больше, чем нужно.

«Да, ты профессионал», — с горечью и уважением подумай Лорка, постепенно оттаивая. Видимо, Соколов заметил это. Он помолчал, постукивая короткими сильными пальцами по столу, и уже рассудительно и деловито продолжал:

— Знаете, уж очень мудрена ваша инопланетная версия. Тайные галактические агенты на Земле, а мы не догадываемся об этом! Кто они — невидимки, бесплотные духи? И решают они, вы уж простите, слишком малокалиберные задачи.

Лорка не сдержал улыбки — Соколов говорил ему почти то же самое, что в свое время сам Лорка говорил Игорю Дюку. Соколов же, подавшись вперед, осторожно спросил:

— А что, если во всей этой кикианской истории нет ни мудреной тайны, ни замысловатости, ни происков инопланетной цивилизации, а одна только пошлость и мещанство?

— Не совсем понимаю.

Некоторое время Соколов молча смотрел на Лорку, поджав губки и хитровато щуря голубые глазки. И вдруг сказал:

— Совет рекомендовал вам нового напарника вместо Тимура. Знаете об этом?

— Не знаю, — медленно ответил Лорка. Ему не хотелось показывать, как больно резанул его этот простой вопрос, как бы ставивший точку над гибелью друга. — Кто он?

— Виктор Хельг. Рекомендация мягкая: вы сами должны решить — годится он в помощники и содруги командира экспедиции или нет. Но рекомендация есть рекомендация.

— Все-таки Виктор, — в глубоком раздумье повторил Лорка и поднял глаза на эксперта. — Наверное, вы решили воскресить подростковый вариант?

Словно защищаясь, Соколов выставил перед собой маленькие сильные ладошки.

— О нет! Ту версию мы похоронили окончательно. Но когда кандидатура Хельга упрямо и уже явно всплыла снова, мне пришла в голову интересная мысль, — маленькие глазки Соколова обрели мечтательное выражение. — Такие таинственные и вместе с тем перспективные, многообещающие планеты, как Кика, открываются раз в столетие, не чаще.

— Ну и что?

Соколов снисходительно улыбнулся.

— А то, что командиру кикианской экспедиции да и его помощнику в случае удачи уготована вечная слава — бессмертие в человеческой истории. Как Христофору Колумбу, Юрию Гагарину, Ростиславу Лодыгину или Ивану Лобову.

— Что из того? — Лорка был само терпение.

Соколов вздохнул. Он посмотрел на космонавта со странным, непривычным для себя выражением — почти любовно и вместе с тем с сожалением.

— Добры вы слишком, Федор, а потому, вы уж простите меня, в чем-то наивны. Будете постарше — почерствеете.

Лорка усмехнулся, а Соколов продолжал:

— Вы же сами говорили, что Виктор Хельг болен славой. А ведь в этой болезни есть что-то древнее, мещанское. Если настоящий человек ждет славу спокойно, как естественную благодарность других людей, то мещанин этой славы жаждет, активно ее домогается, а уж заслужил он это право или нет — дело десятое. И вдруг такая возможность — Кика! Для мещанина упустить такую возможность — значит стать несчастным, казниться и скрипеть зубами от досады всю остальную жизнь. Он постарается сделать все возможное и невозможное, чтобы ухватить капризную фортуну за хвост.

Соколов умолк, ожидая реплики, но и Лорка молчал. Странно, он думал сейчас не о своем друге Тимуре, не о Викторе и даже не об экспедиции на Кику. Он думал о том, что прожил длинную — ему ведь уже сорок, — интересную, богатую приключениями жизнь, а ни разу всерьез не задумался о вечной проблеме мещанства. Конечно, классический махровый мещанин а эпоху коммунизма редчайшее исключение. Но разве иногда и при определенных условиях мещанство не бросает свои блеклые тени на мысли, чаяния и поступки даже очень хороших людей? Мещанство именно тень, которая тайно сопутствует всему истинно великому и забывает о том, что она тень, и ничего больше. Самолюбие и себялюбие, скромность и трусость, мужество и показное геройство, любовь и интрижка, гордость и высокомерие — несть числа этим таким разным внутренне и так иной раз похожим внешне понятиям. Да, рядом с истинными идеалами человека и человечности неизменно следуют их мишурные, яркие, но трухлявые и мерзостные двойники. Подобно тому как с благородным шампиньоном соседствует лжешампиньон — смертельно ядовитая бледная поганка. Удивительно живуча эта ядовитая мишура, даже в коммунизм исхитрились тайно прорасти отдельные корешки мещанства.