Луи Буссенар - Бессребреник среди желтых дьяволов Страница 22

— Разве вы не приговорены к смертной казни?

— Черт возьми!

— И нужно было лишь отдать приказ, чтобы исполнить приговор…

— Но прежде, чем вы это сделаете, я вас задушу!

— Как только вы протянете ко мне руки, я продырявлю вам грудь. — И японец достал револьвер.

— Хорошо, — примирительно сказал Редон, — это вопрос скорости. Давайте лучше поговорим. Мне кажется, вы неплохо владеете французским?

— Да, понимаю немного… Но прежде, прошу вас, ответьте мне на один вопрос. Вас приговорили к смерти, вы благополучно сбежали, хоть с трудом, но это я понимаю, но почему, черт побери, вы вернулись сюда, рискуя жизнью, будь вы хоть трижды француз?

— Потому что мне необходимо было сюда попасть во что бы то ни стало, мне нужны кое-какие сведения, вот и все.

Разговор проходил очень быстро и практически шепотом.

— Какие сведения?

— Вы слишком любопытны!

Репортер отвечал спокойным непринужденным тоном, и можно было подумать, что он чувствует себя вполне в своей тарелке и совсем забыл о смертельной опасности.

Бан-Тай на мгновение замолчал, а потом спросил:

— Хотите пойти со мной?

— Как бы не так! Чтобы вы снова отвели меня в трибунал?..

— Нет, я спасу вас.

— Вы?

— И если это будет в моих силах, дам вам те необходимые сведения, за которыми вы пришли.

Возникла щекотливая ситуация: возможно, это случай, которого Редон ждал и на который надеялся. Как не использовать его! А вдруг репортер действительно получит столь необходимые данные?

— Послушайте, — медленно произнес француз, — я вас совсем не знаю… Почему я должен доверять вам? Но тем не менее что-то подсказывает мне, что вы не обманете… Дайте мне вашу руку.

И Поль протянул свою Бан-Таю. Тот без колебаний вложил свои пальцы в его ладонь.

Если бы японец был предателем, его кисть наверняка бы дрогнула под проницательным взглядом Редона.

— Я верю вам, — коротко сказал француз, — идемте!

Через секунду двое мужчин покинули суету главной улицы и свернули в переулок, а затем, сделав еще два или три поворота в полной темноте, — Бан-Тай прекрасно ориентировался, — остановились перед бамбуковой дверью. Хозяин вошел первым, гость последовал за ним. Оба оказались в маленьком, посыпанном песком дворике, по краям которого росли карликовые деревья, как это обычно принято у японцев. Пройдя через дворик, мужчины поднялись по ступенькам. Капитан вставил ключ в замок и, войдя в дом, первым делом зажег свет. Свечи вспыхнули сначала в первой комнате, служившей скорее всего прихожей, затем во второй, похожей на французскую курительную комнату.

Жестом японец пригласил гостя сесть. А сам, удостоверившись, что все хорошо заперто и закрыто, снял каскетку с галунами и, повесив ее на вешалку, надел на голову берет. Затем снял со стены висевшие на специальном приспособлении курительные трубки. Одну, старую обкуренную, хозяин взял себе, а другую, поновее, протянул Редону и просто предложил:

— Что, если мы покурим?

Из-под берета парижских студентов на француза смотрели узкие умные черные глаза.

— Вы удивлены, молодой человек? Учитесь не удивляться ничему… Да, да, посмотрите хорошенько на меня: я действительно капитан Бан-Тай из третьей роты четырнадцатой линии, в настоящее время на пенсии. Когда-то я был студентом медицинского факультета в Париже и жил в доме номер семнадцать по улице Серпанте. Там я немало денег оставил в таверне[68] «Пантеон»…[69] Вы уже начинаете мне верить?

— Да, конечно, вы ведь почти мой соотечественник! Но какую же роль вы играли в суде? Зачем заставили меня предстать перед трибуналом?

— По-моему, вы ненаблюдательны. Вы забыли, что, во-первых, я вмешался в тот момент, когда вашего слугу Буль-де-Сона чуть было не разорвала толпа, во-вторых, я был не один, а с маленьким злобным лейтенантом, который, без сомнения, первым проломил бы вам голову без суда и следствия. Я вынужден был отправиться за вами в казематы, но, если бы я хоть одним жестом, одним неосторожным словом выдал бы свое расположение к вам, толпа мгновенно переломала бы вам кости.

— Вы старались выиграть время? И благодаря суровому виду вам это удалось…

— Да, правильно… Еще хочу заметить, что я абсолютно не знал, почему и за что вас задержали… И должен признаться, когда мне стало известно, что дело связано со шпионажем, у меня возникло большое желание оставить вас.

— Абсурдное обвинение, ложное по всем пунктам.

— Как я должен был об этом догадаться? Мне необходимо было сначала услышать все «за» и «против», прежде чем сделать вывод.

— Согласен. И все же вы защищали нас в суде.

— Оказалось непросто, поверьте, чтобы вас и юношу не передали тотчас команде, назначенной для расстрела. К счастью, мне удалось их немного напугать той ответственностью, которую они берут на себя, убив двух французов, и убедить их не приводить приговор в исполнение, пока он не будет подписан главнокомандующим.

— Вы здорово придумали! К тому же мы выиграли целые сутки!

— Чем вы и воспользовались, признайтесь!

— Мы бежали…

— Убив двух солдат и одного младшего офицера… Вы склонили к дезертирству начальника тюрьмы и вдобавок увели его с собой. Что и говорить, неплохо поработали!

— Да уж, мне тоже кажется, неплохо…

— Конечно! Знали бы вы, что сделал в это время капитан Бан-Тай-Сан, старый парижский студент? Я пошел к главнокомандующему, изложил ему суть дела, и он согласился лично вас допросить. Генерал — человек очень умный, вы были бы освобождены. Тогда как, если вас задержат сейчас, никто не сможет вас спасти, ваше дело — труба…

— Черт! Значит, не надо попадаться! Но ведь в Мукдене никто, кроме вас, меня не знает, значит…

— Значит что?

— Раз вы вытащили меня однажды, не продадите и во второй раз, и мы откроем счет.

Капитан весело рассмеялся.

— Уж не считаете ли вы, что я проведу остаток дней, спасая вашу жизнь… Что, мне больше делать нечего?

По мере того как французская речь японца, некогда говорившего весьма бегло на Бульмише[70], набирала силу, лицо становилось все добрее.

— Подождите, надо кое-что уточнить, — произнес он и исчез в другой комнате.

Затем появился, неся бутылку и два бокала.

— Это старое бургундское[71], настоящее, вы сможете оценить.

Капитан наполнил бокалы.

— Попробуйте, — произнес японец, — надеюсь, оно развяжет ваш язык. Я хочу, чтобы вы ответили мне, наконец, на один вопрос: «Что же вы здесь забыли?»