Валентин Гусев - Они были первыми Страница 23

— Знаешь, Макар, Оймяконское плоскогорье — вторая точка полярного холода в Азии, после Верхоянска, — сказал я, вспомнив справочник.

— Знаю, знаю, как же, — ответил Макар, думая о своем. При подходе к перевалу он стал как-то особенно беспокоен.

А беспокоился Макар из-за густеющих облаков, которые словно придавливали перевал — самое трудное место на пути. Тут нет мха для оленей — значит, перевал нужно проскочить в одни сутки. А дуют такие ветры, что каждый метр преодолевается с трудом. Макар все время твердил: «Пройти тистое, пройти тистое». «Чистое место» — это каменный гребень на макушке перевала, залитый льдом. Там нет даже снега. Его начисто сдувает ветром. На этот перевал мы шли как в атаку. Иногда оленей приходилось тащить за рога, а иногда сами цеплялись за оленей, чтобы не упасть…

И мы перешли перевал. Потери — два оленя со сломанными ногами.

Добрались до Оймякона. Скоро здесь скопилось довольно много пушнины, отобранной нами у белобандитов. Она мне не давала покоя — гарнизон маленький: враги могут совершить налет, поджечь склады. От этой мысли пропадал сон.

В Оймяконскую больницу, а вернее сказать — в избу, названную больницей, привезли раненого. Из его отрывочных слов стало ясно, что пойманный недавно главарь банды Неустроев дал на хранение пушнину старейшине тунгусского рода. Единственного свидетеля, перетаскивавшего меха в тайное хранилище, бандиты решили убрать, «оплатив» его труд смертельными ножевыми ранами. Мы с Богатыревым пригласили старейшину в Оймякон.

В мартовский солнечный день мы, представители Советской власти, собрались у здания ревкома. И вот на горизонте показались наши гости. Мощные самцы, вскинув ветвистые рога, несли, словно невесомые, нарты, на которых стоял старейшина. Крепкий, широкоплечий, он породил легенды о своем возрасте. Замечу, что учет возраста здесь велся примитивно: оперировали в основном круглыми цифрами — с нулем или пятеркой на конце. Нашему старцу насчитывалось девяносто пять лет, но у него были все основания оспаривать свой возраст: он год назад женился и на днях стал отцом.

Мы отметили это событие скромными подарками, которые старейшина принял с большим достоинством.

Богатырев сказал ему, что пушнина, которую он прячет — награбленная, а владелец ее — Неустроев арестован за убийства и бандитизм. Сказал ему и о том, что жизнь воина его рода спасти не удалось.

Переводчик обратился ко мне: старейшина хочет увидеть Неустроева, он дал ему слово, что сохранит пушнину…

Привели арестованного. Он волком смотрел и на нас и на старейшину.

— Что, старик, смерти моей просить приехал? — сказал он по-тунгусски. — Я у твоих людей по две, а то и по три смерти вытаскивал. Точнее не я, а мошка.

Старик не изменился в лице, но на его совершенно лысой голове заблестели капельки пота. Неустроев заметил это.

— А, вспомнил? — Он захохотал, потирая руки. Стал говорить по-русски, сбиваясь и спеша выговориться: — Привязали мы двух ваших к деревьям, возле болотца, мошка там свирепая, а мы этих голубчиков из одежды вытряхнули. — Он засмеялся тихо, как смеются, вспоминая заветные радости.

— Уведите, — сказал я.

После такого откровения бандита старик даже не посмотрел ему в след.

— Пришлите своих людей, — перевел его слова переводчик. — Оленей я дам.

На следующий день командир нашей караульной роты Петров — однофамилец погибшего Петрова, напоминавший того своей решимостью и беспредельным авторитетом у бойцов, привез на нескольких нартах ценнейшую пушнину…

С нашей помощью вскоре здесь был создан крестьянский комитет, организовано кредитное товарищество, а потом прошел объединительный кооперативный улусный съезд.

Мой рассказ будет неполным, если я не расскажу о скромном и трудолюбивом человеке — Богатыреве. Неизвестно, когда он спал: часто прямо с партийного собрания отправлялся в какой-нибудь наслег. Особенно много хлопот вызывало влияние шаманов. Грохотом бубнов они заглушали наставления фельдшера, который, хотя и работал не покладая рук, не мог успеть везде. В результате, сопровождаемая завываньями и приплясываниями, якутка-роженица, сдерживая крик, тащилась рожать в какой-нибудь закуток, подальше от жилого места. Сразу после родов возвращаться с ребенком ей также запрещалось. Богатырев уговаривал и увещевал без устали, и не было ему равных в этом изматывающем деле.

Мне надо было торопиться в Якутск, чтобы использовать санный путь и не застрять на лето в Оймяконе. Возвращаться надо было только с одним проводником. Крепко обнял я Богатырева. Чувствовал, что больше мне его не увидеть. Он совсем сдал, съедаемый туберкулезом, — лицо его пожелтело, и скулы стали выпирать еще сильнее, а было ему всего двадцать восемь лет.

— Ну, прощай, друг!

— Прощай. — Он протянул мне старинный кремневый пистолет. — Это тебе на память.

— Полечиться бы тебе…

— Нет, Ваня, лучше я здесь…

Ранним мартовским утром мы отправились из Оймякона на парных нартах. Я ехал и думал о тяжелых утратах: под Оймяконом погибли от рук бандитов руководитель Колымской комсомольской организации И. Баронов, командир отряда Р. Игнатенко.

В конце февраля — марте 1928 года были полностью ликвидированы банды Артемьева, Кириллина и других. Дольше всех орудовали рецидивисты. Рахматуллин-Большойко, загнанный советскими бойцами в свое последнее убежище — пещеру, отказался сдаться. Когда его логово стали расстреливать из пулеметов, он сделал попытку прорваться и был убит.

Параллельно с организацией борьбы против бандитизма комиссия целенаправленно помогала партийным, советским и хозяйственным органам Якутской республики наладить нормальную жизнь. Выводы и рекомендации комиссии легли в основу работы Якутского областного комитета ВКП(б) и ЯЦИКа.

Вернуться в Москву вместе с комиссией мне не пришлось.

По приказанию особоуполномоченного ОГПУ я должен был вывезти из Якутии арестованных — наиболее опасных бандитов. Мне был придан находившийся в Якутске дивизион 9-го Сибирского полка.

Двадцать пять дней мы поднимались в буксируемой барже по Лене. Арестованные, а их было свыше ста человек, делали все, чтобы сбежать. И, честно говоря, охранять их было не легче, чем воевать с ними.

Мы конвоировали в основном бывших белых офицеров; многие из них были связаны с иностранными разведками. Им было чего опасаться.

Больше двух недель мы шли по тайге…

В Иркутске я сдал свои полномочия и тут же получил предписание срочно выехать в Москву. Новое неотложное задание ждало меня там.