Густав Эмар - Масорка Страница 23

— Я не говорю о частных письмах.

— Не соблаговолите ли, ваше превосходительство, пояснить…

— Мне кажется, что ваша обязанность требует от вас, чтобы вы уведомляли ваше правительство во всех подробностях о положении дел в Аргентине в момент отправления пакетбота в Европу, не так ли?

— Совершенно так, ваше превосходительство.

— Но вы не могли этого сделать, потому что некоторых фактов вам не достает.

— Я сообщаю своему правительству лишь об общих вопросах, только об общественных событиях, но не могу уведомлять его о фактах, относящихся к внутренней политике аргентинского кабинета, которые мне совершенно неизвестны.

— Это правда, но знаете ли вы настоящую цену этих общих вопросов, сеньор Спринг?

— Их цену! — повторил посол фразу генерала, для того чтобы собраться с мыслями и не дать опрометчивого ответа.

Росас ощущал себя в своей сфере: он преобладал над умом своего собеседника, загонял его, что называется, в угол находчивостью, проницательностью и уверенностью в своем умственном превосходстве.

— Что значат для вашего правительства, эти ваши общие положения, да ровно ничего!

— О…

— Да, конечно, ровно ничего! Вы европейцы всегда накапливаете множество этих общих сведений, когда желаете сделать вид, что хорошо знакомы с делом, о котором в сущности не имеете ни малейшего понятия; система эта производит, однако, действие совершенно противное тому, на какое вы рассчитываете, потому что в большинстве случаев вы обобщаете на совершенно ложных основаниях.

— Ваше превосходительство, вероятно, хотите этим сказать…

— Я хочу сказать, сеньор посол, что обыкновенно вы говорите о вещах, которых не знаете и не понимаете, по крайней мере, что касается моей страны, это несомненно.

— Но иностранный посол никаким образом не может знать подробности внутренней политики, в которой он не принимает никакого участия.

— Потому-то иностранный посол, желающий сообщать своему правительству действительно верные сведения, и должен стараться по возможности сблизиться с главой правительства, ведущего эту политику, присматриваться и прислушиваться, принимать к сведению его разъяснения и толкования.

— Это именно тот образ действий, какого я придерживаюсь.

— Не всегда.

— Значит, против воли.

— Весьма возможно… Но скажите, знаете ли вы настоящее положение дел в данный момент? И, если уж говорить о тех общих явлениях, которые вы так любите, скажите, в каком духе написаны те депеши, которые вы отсылаете завтра вашему правительству, что говорите вы в них о моем правительстве?

— О, сеньор!

— Это не ответ.

— Я это знаю.

— В таком случае что вы мне ответите?

— Касательно настоящего положения правительства вашего превосходительства?

— Ну, да, чего вы ожидаете, моего ли триумфа или триумфа анархии?

— Мне кажется… обстоятельства за то, что торжество останется на стороне вашего превосходительства.

— Но это ваше мнение вы, конечно, на чем-нибудь основываете?

— Без сомнения.

— Можно узнать?

— На власти и могуществе вашего превосходительства, на вашей ловкости и необычайном уме.

— Гм! Это довольно расплывчатая, довольно туманная фраза, признаюсь, у меня есть известная власть и могущество, но и анархисты могут похвастать тем же, не правда ли?

— О, сеньор!

— Да, конечно, например известно ли вам, каково в данную минуту положение Лаваля в Энтре-Риос?

— Да, ваше превосходительство, он лишен возможности действовать со времени битвы при Сан-Кристобале, в которой войска конфедерации одержали столь блистательную победу.

— Однако генерал Эчаг вынужден также оставаться в бездействии из-за недостатка лошадей.

— Это действительно верно, но ваше превосходительство можете все, что пожелаете, и не замедлите, конечно, доставить ему недостающих лошадей.

— Ну, а знаете вы положение в Корриентесе?

— Я полагаю, что раз Лаваль разбит наголову, Корриентес без труда присоединится к федеральной лиге.

— Не знаю, что будет, но пока Корриентес охвачен восстанием, а это уже две провинции.

— Да, действительно, две, но… но ведь конфедерация насчитывает их всего четырнадцать.

— Ну, не так много! Уже давно нет четырнадцати, так как нельзя считать те провинции, которые открыто встали на сторону унитариев!

— Конечно, конечно, превосходнейший сеньор! Но революционное движение в этих провинциях не имеет почти никакого значения, как я полагаю.

— Ну, не говорил ли я вам, что все ваши общие взгляды и суждения основываются на ложных сведениях и ошибочных предположениях?! Тукуман, Сальта, Ла-Риоха, Катамарка и Жужуй — все это провинции очень важные, и это движение, о котором вы так небрежно изволите говорить, ничто иное, как серьезная революция с большим запасом оружия и людей.

— Это было бы весьма печально.

—Так оно и есть: унитарии теснят меня со всех сторон, и кроме всего этого… ну, что же еще, кроме всего этого, сеньор посол?

— Что еще?

— Да, что еще сеньор? Спрашиваю вас, но так как у вас не хватит духа назвать мне моих врагов, то я скажу вам: еще мне угрожает Ривера.

— Ну-у…

— Ривера теперь далеко не так незначителен, как вы полагаете: он собрал армию на Уругвае.

— Да, но эта армия не перейдет границы.

— Возможно, однако я должен учитывать то, что она может перейти, тогда я со всех сторон буду окружен врагами, возбужденными, одобряемыми и поддерживаемыми Францией.

— Действительно, положение серьезное, — сказал сэр Уолтер, произнося эти слова крайне медленно и вдумчиво, так как он был поражен услышанным и не мог сообразить, зачем Росас открывал ему глаза на все эти грозящие опасности: такого рода откровенность со стороны хитрого, лукавого и скрытного Росаса должна была таить какие-либо не маловажные причины.

— Да, все это очень серьезно, — продолжал Росас с удивительным хладнокровием и самообладанием, окончательно сбившими с толка англичанина. — Теперь, когда вам более или менее известны все грозящие моему правительству и мне лично опасности и действительное положение дел в государстве, скажите, чем вы думаете оправдать перед лицом вашего правительства надежды на мое торжество над унитариями? Ведь вы только что изволили высказать мне, что совершенно не сомневаетесь в том, что я должен одержать верх!

— Да, на что же иное могу я рассчитывать, как не на ту власть, тот престиж и ту популярность, которые создали вашему превосходительству столь громкую славу и прочное положение?!

— Ха-ха-ха!.. — засмеялся Росас тоном человека, чувствующего не то сожаление, не то презрение к недальновидности и простоватости своего собеседника.