Поль д'Ивуа - Аэроплан-призрак Страница 24

— Я начал следствие, — заявил он, — но, к сожалению, ничего не могу понять.

— То есть?

— Взгляните на остатки построек. Можно подумать, что на них обрушились все громы и молнии вместе взятые!

Пройдя за деревья, скрывавшие то, что оставалось от здания, префект убедился в правильности сказанного комиссаром.

Почерневшие стены с пустыми оконными проемами казались обожженными огнем неслыханной силы. Железные балки были изломаны, скрючены и местами превратились в груды металла. По рассказам очевидцев, весь этот разгром был произведен менее чем за одну минуту, причем сопровождался взрывами, похожими на удары грома.

После тщательного расследования Лепин должен был признать, что имеет дело с фактом, совершенно необъяснимым. Считая свое дальнейшее пребывание здесь излишним, префект уехал.

Надо полагать, ответы из Лондона и Вашингтона внесут ясность в это запутанное дело… Все должно проясниться в ближайшее время.

Но этой надежде не суждено было осуществиться.

Около трех часов в префектуре получили из Вашингтона следующую каблограмму:

«Мистер Джуд Аллен — председатель синдиката босяков, основанного им самим. Он проживает в Вашингтоне со своей молодой женой Лилиан, недавно родившей ему сына. По случаю этого торжества он устроил блестящий прием, на который пригласил всю денежную и правительственную аристократию Штатов. Вот уже восемь дней, как они, его семья, развлекают пять тысяч приглашенных».

— Прекрасно! — пробормотал префект. — Джуда Аллена придется оставить в покое. Значит, Мисс Вдова скрывается в Англии…

На следующий день утром был получен ответ из Лондона.

«Лорд Гедеон Фэртайм заседает сейчас в палате и вот уже в течение двух месяцев не пропустил ни одного дня. Джим Фэртайм руководит строительством фабрики в Барроу, недалеко от Уимблдона. Он бывает там каждый день, а вечера проводит с семьей в Уимблдоне. Мисс Эдит уже две недели простужена и не выходит из своей комнаты. За ней ухаживает ее брат Питер-Поль. Некоторые формальности затянули процедуру вскрытия гроба с останками Франсуа д’Этуаля, и это могло быть сделано только ночью. Тело, находящееся в гробу уже несколько месяцев, теперь не может быть опознано; но золотое обручальное кольцо, подаренное инженеру мисс Эдит, найдено в гробу и не оставляет сомнений в тождестве трупа».

Прочитав сообщение, месье Лепин обеими руками схватился за голову:

— Никто из них не имеет отношения ни к Эссену, ни к Парижу!.. Франсуа д’Этуаль мертв. Но тогда, черт меня побери — кто же такая эта Мисс Вдова?

Напрасно в продолжение последующих дней он пытался докопаться до истины — везде и всегда его преследовал один и тот же вопрос: кто такая Мисс Вдова?

На шестой день из Лондона сообщили следующую ужасную новость.

«Неимоверной силы взрыв разрушил этой ночью до основания замок Фэртайм. Сам лорд, его сыновья, дочь и все находящиеся в замке погибли».

Наутро во всех наиболее популярных газетах Европы появились краткие заметки, в которых говорилось о получении следующей трагической депеши, краткой и зловещей:

«Фэртайм взорван робуритом, взрывчатым веществом, производимым в Германии. Все, кто были мне дороги, погибли. Я буду беспощадна к убийцам».

Внизу стояла все та же подпись — Мисс Вдова.

III. Детская игра

— Говорю тебе, что она на линии…

— А я говорю, что не касается ее.

— Врешь!

Спорщики, двое взлохмаченных, оборванных подростков, бросились друг на друга с кулаками. Причина у них для этого имелась самая основательная.

На Вильгельмштрассе — одной из наиболее аристократических улиц Берлина — на тротуаре мелом нарисована решетка. Всем известна эта распространенная детская игра, заключающаяся в том, что играющий, стоя на одной ноге, должен толкать биту из клеточки в клеточку, причем бита не должна останавливаться на линиях, разделяющих клетки. Это — момент критический, часто влекущий за собой кулачную расправу.

Возле мальчишек, привлеченные галдежом, остановились две девочки. Одна — маленькая, темноволосая; другая — более взрослая — бледная и тоненькая. У каждой в руках по деревянному ведерку, в котором плавают сосиски.

— Не станете же вы драться из-за биты!

— Когда играют, не ссорятся!

Вмешательство оказало воздействие. Подростки остановились.

— Он все время жульничает.

— Врет! Разве моя бита касается линии?

Спорщики, затаив дыхание, в тревоге ждали решения. Вдруг оглушительный взрыв хохота привлек внимание всей группы.

Дети оглянулись и увидели на скамейке у ворот, недалеко от того места, где происходила игра, огромного, толстого, бородатого привратника, корчившегося в приступе безудержного смеха. Его ливрея указывала на то, что малый имеет право на кое-что получше, чем звание простого дворника. И в самом деле он — «охранник входа» во дворец министра юстиции и смотрит на себя несомненно тоже как на главу немецкой магистратуры.

— Нет! Нет!.. — бормотал он, задыхаясь от смеха. — Это до того смешно! Никогда бы я не подумал, что эти голопузые заставят меня так веселиться!

Затем, немного успокоившись, привратник заявил:

— А теперь проваливайте и как можно скорее. Не позволяется всяким грязным маленьким негодяям пачкать тротуар его превосходительства министра юстиции…

— Что он говорит? — шепотом спросили девочки.

— Он не стоит того, чтобы на него обращали внимание… Это хам, который думает, что он пан, — развязно закричали в ответ мальчишки.

— Хам?!

Швейцар с изумлением повторил это слово. Хам!.. Какие-то босяки осмелились так назвать его — его, самого важного и великолепного швейцара на самой важной улице Берлина, главнейшего из городов мира… Его, живущего у самого порога дворца одного из министров и напротив дома императорского канцлера! Ведь напротив дворца Фемиды как раз находился 74-й номер, этот знаменитый «74-й», который заставляет трепетать всех чиновников, всех военных, всех штатских!.. «74-й», который на народном жаргоне стал синонимом самого канцлера — этого всемогущего существа, правящего всей политикой Германии.

Толстяк сделал шаг по направлению к своим оскорбителям. Этого одного будет достаточно, чтобы обратить их в позорное бегство. Как бы не так! Позабыв о ссоре перед лицом общей опасности, они торопливо собрали камешки и приготовились бомбардировать швейцара.

— Целься в нос!

— Ладно, по пфеннигу за каждое попадание!

Швейцар счел более соответственным своему достоинству убраться восвояси, добрался до своей комнатки, где и повалился в кресло, бормоча: