Анатолий Козинский - КРИТИЧЕСКАЯ МАССА ЯДЕРНОГО РАСПАДА Страница 24

В строгой приветливости ленинградцы, испытавшие так много горя, выстоявшие и победившие врага, уже в мирное послевоенное время встречали выплеснутых вокзалами, голодных, но здоровых телом и духом, прибывших из обширных просторов Союза, абитуриентов в подводники.

Гордая красота северного города и доброжелательность его жителей поражала и запомнилась ими на всю жизнь. Кандидату в курсанты Высшего Военно-Морского училища подводного плавания Липовецкому город Ленинград незабываемо запечатлелся в памяти запахом свежего хлеба и тополя, замешанного на звенящем, свежем морском воздухе, струящимся волнами от полноводной Невы и Финского залива.

Окрылённые всеобщей народной любовью к своей победной Армии и Флоту, не имея другой возможности получить высшее образование, как на кошт государства, эти парни стремились получить профессию подводника – почитаемого защитника Родины.

Большинство – выходцы из бедных, разорённых войной семей, молодые ребята по 9 – 10 человек на одно место, собрались испытать судьбу в стенах будущей альма-матер Высшего Военно-Морского училища. Училище располагалось на углу Лермонтовского проспекта и Обводного канала города-героя. Здание – в дореволюционной России приют института благородных девиц, было добротно перестроено. Оно дополнилось новыми постройками комплекса спальных помещений, столовой – камбуза, учебных классов и корпусов с техникой для учебного процесса трёх факультетов: штурманов, торпедистов и, открытого впервые, ракетчиков.

В списки будущих курсантов уже были зачислены по их желанию выпускники Нахимовского училища. Вне конкурса со сдачей экзаменов шли военнослужащие Армии и Флота.

Принишклая, с ходу взятая за «жабры» в шоры воинских уставов, разношёрстная публика владельцев поношенных пиджаков, штанов и рубашек послевоенного образца строями взводных подразделений бегала на приёмы пищи, посещала учебные классы для подготовки и сдачи экзаменов. Как приливы и отливы моря, строи заметно уменьшались и увеличивались за счёт отчисленных и вновь прибывших соискателей удачи. Тем из них кто успешно сдал экзамены и выдержал шкалу проходного балла, уже в стенах училища предстояло пройти медицинскую комиссию.

Маститые медики оценивали организмы абитуриентов, как товар, поступающий на попечение в их собственные руки. Перед тем, как сказать своё окончательное «да», кандидатов в курсанты крутили и выстукивали, брали на анализы все человеческие жидкости и испражнения, просвечивали всевозможными аппаратами, выслушивали вздохи, хрипы и свисты. Их измеряли и взвешивали, заглядывали во все щели и дыры организма, пытаясь сквозь них заметить будущих Ушаковых и Нахимовых.

На каждого молодца, прошедшего медкомиссию, заводилась медицинская книжка, которая становилась лицом здоровья её владельца на жизнь периода флотской службы. Окончательная судьба поступавших ребят – «быть или не быть» решалась на мандатной комиссии. Искушённые в своём деле старшие офицеры-подводники, с прищуром глаз опытного мастера, изучающе осматривали очередного соискателя звания курсанта, как ничтожно маленькую блоху, которую нужно подковать. У кого дрожали «ножки» или подгаживали анкетные автобиографические данные, тому обеспечивался бесплатный проезд обратного убытия домой.

Всех остальных соискателей, уцелевших в сите испытаний просеивания государственной машиной отбора, отмыли в бане от иллюзий гражданской непосредственности, переодели в матросскую робу, выдали берет, бескозырку – пока без ленточки, и отправили в леса под Ленинград на месячный лагерный сбор прохождения курса молодого матроса.

Сколоченные в три взвода – в последующем три класса первокурсников ракетного факультета, переодетые в матросскую форму, они неузнаваемо изменились. Теперь лица ребят были похожи, как два идентичные листа чистой бумаги, на которых, стараниями преподавателей и воинских воспитателей вкупе с бытиём жизни и учёбы, будут написаны автобиографии будущих офицеров-подводников.

Лагерь – каре живописных палаток с небольшой площадью. Посредине площади стрелой в облака устремлялся флагшток. Его вершину на фоне зрелого летнего леса венчал военно-морской флаг, который окончательно убеждал зелёных первокурсников в действительности происходящих событий. Его реальность вселяла уверенность, что жизнь продолжается и завтрашний день, насыщённый новыми откровениями, обязательно состоится.

Под руководством стажёров – старшин с буквой «Т» на погонах, крепко сбитых, выносливых выпускников училища морской пехоты, зарабатывающих первую практическую характеристику своей офицерской службы, они были расквартированы по палаткам – отделениям, накормлены, ознакомлены с распорядком дня и правилами поведения в лагере.

Из всей полученной информации, строгих изучающих взглядов новых начальников – старшин, каждый из них понял, что обещанную «Кузькину мать», наступив на горло собственного «Я», придётся упорно и трудолюбиво искать, пролив не одно ведро пота.

Требования воинских уставов, дисциплина понятий: «нельзя», «не положено», «делать всё по команде» - с одной стороны, из разрозненной публики сколачивали коллектив, с другой – заставляли личность определиться со своим характером отношения к ним. Для того чтобы еле различимые личности просматривались чётче, на всю одежду, постель пришивались и навешивались бирки с фамилиями владельцев. Всё остальное: ремень, яловые ботинки – именуемые в курсантском сленге «гадами», подписывалось. Неотъемлемой курсантской принадлежностью стали десятизарядные карабины СКС, чистота и исправность которых воплощалась в одну из святых обязанностей на все годы учёбы в училище.

Ежедневная побудка в шесть ноль-ноль громкими командами старшин хватала за шиворот их сонные тела, выстраивала в строи взводов, и бросала в пятикилометровые пробежки физической зарядки. Мягкая, покрытая опавшими прошлогодними иглами лапника сосен и елей лесная дорожка трассы утренней пробежки, стала первым и далеко не последним пунктом перечня трудностей, который нужно было научиться преодолевать. Воздух, пропитанный свежестью запахов бодрящего, умытого росой леса, врывался в курсантские лёгкие, раскрывал шире их слипшиеся сонные глаза, готовя тело и разум для работы в рассвете нового дня. Старшина по фамилии Чертков, единодушно прозванный «чёртом косолапым», сокращённо – «Черкосом», здоровенный амбал, легко и непринуждённо, бухая действительно косолапыми ногами, рассекая утреннюю дымку лёгкого тумана, мчался впереди взвода. Он периодически оглядывался, осматривая и пресекая стремление некоторых «рационализаторов» нырнуть в кусты и сократить пробежку до минимальных размеров. Коля Суриков в шапке перегретого пара и пота, выдохшись, плелся в конце бегущего взвода. Он пытался разжалобить и умоляюще заверить своего командира: