Николай Леонов - Искатель. 1967. Выпуск №1 Страница 24

Старший:

— Ага…

— И родились в Диксоне?

Средний:

— Ага…

— Все трое?

Младший:

— Ага…

Рядом со мной ослепительная блондинка лет… восьми. С розовым бантиком на голове. На коленях у нее огромный плюшевый мишка из универмага «Детский мир».

— Девочка, — спрашиваю, — почему ты везешь с собой плюшевого мишку? Разве в Арктике нет живых белых медвежат?

— Есть, дяденька. Но на всех детей уже не хватает…

Хозяйка диксоновской гостиницы очень удивилась, когда мы попросили ключ от номера.

— У нас двери не запирают! Не от кого!

А обиделась она зря. Когда мы вернулись из радиомет-станции, то вместо авоськи с яблоками, оставленной на столе, обнаружили… записку. В ней было сказано, что яблоки изымаются у нас как оплата за добрый совет. А именно: если мы не хотим остаться в Диксоне, то нам не следует надолго отлучаться. В любую минуту могут разрешить вылет. И подпись: «Доброжелатели».

Мы тут же инстинктивно глянули на свои чемоданы: не ушли ли и они на уплату доброго совета.

Через минуту мы о яблоках забыли и спустились вниз позавтракать. Нас пригласили к столу, за которым сидели семь бородачей. Бородачи тоже собирались на полюс. Они были аспирантами-физиками. Пятеро из Московского университета и двое из Ленинградского.

— Самоубийца! — обратился один из них к другому. — Подай, пожалуйста, горчицы.

Я невольно глянул на «самоубийцу». Увы, он не походил на человека, задумавшего наложить на себя руки. Он был весьма жизнерадостен и уплетал за двоих. Даже горчицу.

— Самоубийца, самоубийца, — заверил меня сосед. — И не сомневайтесь. У нас их двое. Знакомьтесь: Пыркин и Пантелеев. Через недельку на дрейфующей станции впервые будет произведено погружение человека под лед в акваланге. Так погружаться будут они… А если учесть, что в тамошних широтах температура ниже, чем где-либо, и вода не замерзает даже при минусе, то не самоубийцы ли они?

Это высказывание было явно не экспромтом, и остальные бородачи, никак не реагируя, спокойно продолжали свой завтрак.

Но нас оно заинтересовало, и мы попросили детального разъяснения. Мой сосед вызывающе глянул на своих коллег и, подняв кверху вилку с кусочком ветчины, манипулируя ею, как лекторской палочкой, обращаясь уже только ко мне, стал подробно и наукообразно излагать «проблему».

— Коллектив кафедры физики моря и вод суши, достойными представителями которого мы являемся, исследует скорость дрейфа льдов в Центральном арктическом бассейне. Точно определить это и в дальнейшем прогнозировать можно, лишь изучив нижнюю шероховатую поверхность льда. Пока об этом судят по кускам льда, или торосам. Но они ведь оттаивают или замерзают. Де-фор-ми-ру-ют-ся! Ясно?

— Ясно. Де-фор-ми-ру-ют-ся…

— Стало быть, получить точные данные можно только там, подо льдом…

Для наглядности он высоко запрокинул голову и, широко раскрыв рот, опустил в него вилку с ветчиной.

— Вот Пыркин и Пантелеев решили лезть. Пускай лезут…

— У тебя все, Лепешкин? — перебивает рассказчика «самоубийца» Пыркин и поворачивается к «самоубийце» Пантелееву. — Выдавай на десерт.

Пантелеев лезет в свой гигантский рюкзак, что-то достает оттуда и кладет на стол… нашу авоську с яблоками.

Увидев наши искаженные физиономии, он пододвигает к нам поближе авоську, делает великодушный жест и, улыбаясь, произносит:

— Угощайтесь! Отличные яблоки…

Погоду «делают» синоптики. А как они ее «делают», мы знаем… Мало кто из смертных не пустил хоть одну колючую остроту в их адрес. Но кто бы мог подумать, что сами синоптики не меньше злословят над нашим неверием в силу их пророчества.

— Наша наука еще молодая. Это правда, — говорит инженер-синоптик Надежда Афанасьевна Пыль. — Свои прогнозы мы строим на определениях. Это тоже правда. Но, скажите, как бы летали самолеты и плавали корабли без наших прогнозов? Однажды нас не захотел послушаться один товарищ, капитан парохода «Кама». Приближался сильный северный ветер, и мы дали предупреждение всем судам. А «Кама» в этот момент стояла в Амдерме. Там как раз проходил центр циклона, и потому была тишь. Ну капитан нам и не поверил. А через два часа налетевший ветер чуть не вышвырнул его корабль на берег. Пришлось «SOS» подавать и спасаться в открытом море. Но с тех пор, когда предполагается ухудшение погоды, капитан «Камы» на уговоры сменить курс заявляет: «У меня имеется предупреждение синоптиков…»

Я поинтересовался, в чем отличие работы синоптиков и метеорологов.

Моя собеседница улыбнулась.

— В Арктике — почти никакой. Метеорологи вам скажут, что сегодня не будет погоды, а мы — что и завтра ее не будет.

— Надежда Афанасьевна, — спрашиваю я, — а у вас с вашей фамилией Пыль не случалось казусов? Ведь пыль — это тоже метеорологическое явление.

— Случалось. И много раз. Я же под всеми сводками подписываюсь. Однажды я подписала такой авиационный прогноз: «Снег, метель. Пыль». Летчики пришли в ужас: что за пыль может быть в Арктике? Пришлось долго объяснять… Или вот другой случай. Явился сюда, в лабораторию, моряк за прогнозом. Взял. Прочитал, посмотрел на меня.

Потом снова на прогноз и растерянно уставился в окно. «Что вы там ищете?» — спрашиваю. «Пыль». — «Ну и что, нашли?» — «Ага… В море… Видите, что-то вроде дымки…»

Ее обнаружил севернее острова Врангеля Виталий Иванович Масленников. Но покорил, раскинул на ней первую палатку и водрузил красный флаг нашей Родины Петр Павлович Москаленко.

Заместитель командующего полярной авиацией, он руководил на месте осенним «завозом» для обеих дрейфующих станций. И за это время я узнал о нем удивительные вещи.

Петр Павлович был пятнадцатым парашютистом в стране. Как инструктор, разъезжал по городам и показывал свое искусство.

— Как Борис Эдер, — вспоминал он. — После каждого прыжка зрители бросались ко мне проверять, не манекен ли я. Ощупывали. А после я зачитывал обращение к молодежи вступать в парашютисты.

Он одним из первых садился на ледяные купола. Спасал шведов и норвежцев, потерпевших аварию на Шпицбергене.

— Люди на макушке, — рассказывал Петр Павлович, — окруженные снизу облаком, показались мне такими, как с картины про Иисуса.

А сейчас он опять вынашивал план полета на остров, где тоже ледяные купола и зимовщики ждали продовольствие.

— Покружу над островом, найду знакомый выступ, перекрещусь, — шутил Петр Павлович, — и пойду на посадку.