Жёлтый император - Георгий Александрович Каюров Страница 24

Матвей слабо помнил, о чём говорила директор. Кажется, читала как всегда мораль о том, какими они должны быть и что некоторых из них ждёт тюрьма, а то и всех. Она всю свою лекцию потряхивала газетой. Когда, по её мнению, накал был достигнут, Валентина Васильевна вдруг выкрикнула:

– Шпагин здесь?

Подготовленная к расправе толпа тут же вытолкала взашей Матвея из строя. Обескураженный происходящим, а главное тем, что он стал виновником всего происходящего, Матвей, на дрожащих ногах вышел на середину.

– Вот! – вскричала директор. – Посмотрите на этого него-одя-я-я! – она протянула слово негодяй в своей излюбленной манере, саму себя накручивая.

Директор подкрепляла пафос действа тем, что с каждым словом опускала газету ему на голову.

– На, читай, подонок! – как гром среди ясного неба прокаркал её перекошенный рот.

Матвей взял газету, но от слёз, застлавших глаза не видел не то что букв, но и самой газеты.

– Читай, скотина! – рявкнул на самое ухо Парамон и больно ткнул жертву под ребро кулаком с выставленным большим пальцем.

Матвей аж присел, едва сдержавшись, чтобы не взвыть от боли, а слёзы крупными брызгами слетели на газету.

– Дай сюда! – выхватив из Матвеевых рук газету, продолжал рычать Парамон, с каждым словом закипающий от злорадства. – Соплями своими измочил всё. Прочту я, чтобы все знали, какой ты у нас герой, – ликующим взглядом обведя строй, объявил он. – Это «Пионерская правда»! – и он потряс газетой над головой: – Она выходит тиражом, почти двенадцать миллионов. Во всех концах нашей большой страны сегодня прочтут дети о подонке, который живёт среди нас. И этот подонок стоит перед вами. Имя его – Матвей Шпагин. Полюбуйтесь – пока я буду читать!

– Иван Яковлевич, читай уже, – осадила пыл подчинённого директор.

– Читаю.

Тогда Матвей даже не слышал, о чём читал Парамон. Он едва стоял на ногах от одолевающего его страха и ужаса, он ненавидел всех и больше всего боялся того, что его ожидало после линейки. Когда Парамон закончил, по рядам прошёл гул недоумения – никто не понял, что же натворил их собрат.

– Это письмо написала родная тётка этого него-одя-я-я, – директор начала растолковывать интернатовцам смысл статьи. – И отправила в газету. Она родная сестра его матери и возмущена поведением этого неблагодарного. Даже не знаю какое слово подобрать, чтобы назвать это чудо в перьях. Отойди от меня подальше, – директор брезгливо ткнула Матвея пальцами в лоб и продолжила. – Мать приехала через весь город, чтобы проведать этого негодяя, а он вместо благодарности к самому святому для каждого нормального человека – матери, не захотел с ней общаться…

Матвей тяжело выдохнул и перевернулся на другой бок. Он снова испытал тот страх. Тогда ему казалось, небо опустилось на землю и всё утонуло во мраке. Он представил, как двенадцать миллионов школьников и их родителей прочтут о нём статью и будут его осуждать, делать выводы, предрекать ему судьбу падшего человека или ещё хуже, как их директор – пророчить тюрьму.

«Сегодняшний я, Матвей, это тот самый одиннадцатилетний мальчишка? – Матвей резко поднялся и с силой растёр лицо. – Я стал лучше или нет? – пульсировал вопрос за вопросом у него в висках. – Тогда я всё выдержал. Никто из интернатовцев не понял в чём его вина, но был повод, а главное поддержка директора, гнобить нерадивого. Полгода издевались надо мной старшеклассники, подзуживаемые Парамоном. Где они все? Я вот он – не пью, не курю, мастер спорта, поступил в медицинский институт и, наверно, стану неплохим хирургом, а они все где? Директора уволили и выгнали из партии за присвоение денег, выделяемых для интернатовцев: вместе с завхозом покупали себе ковры, золотые украшения, цветные телевизоры, а нас кормили кашей с червями. Ещё Парамон приговаривал: «Неблагодарные, вам и в кашу мясо кладут, вот как живёте роскошно». Ничего, – Матвей вскочил с кровати и нервно зашагал по комнате. – Переживём и это. Подумаешь, плен». Сильный приступ голода остановил молодого человека, и он накинулся на остывшую еду. «Чтобы бежать, нужны силы, – нашёл оправдание Матвей, и вмиг опустошил тарелки».

И всё же стоило Матвею поесть и лечь, как он мгновенно уснул. Уснул таким крепким сном, что когда рано утром за ним пришёл вчерашний парень, то тот не смог его сразу разбудить.

– Вставай! – тормоша юношу, звал парень. – Собирайся. Работать пора.

– Я никуда не пойду, пока не отведёшь меня к Маргарите, – упрямо пробубнил Матвей.

– Не обижайся, – примирительно заговорил вчерашний провожатый. – У нас женщины не живут с мужчинами. Она на женской половине, а ты на мужской.

– Нельзя было объяснить по-человечески?

– Дедушка Эргаш не любит много разговаривать, – заулыбался парень. – Да он и русский плохо знает.

– Я хочу её видеть, – упрямо протянул Матвей.

– Умывайся, и иди во двор, – сказал тот и вышел.

Во дворе Матвей встретил Маргариту. Он не сразу её узнал. На девушке было длинное платье, поверх безрукавка из овечьей шкуры мехом внутрь, голова наглухо покрыта платком.

– Рита! Как ты? – кинулся к девушке Матвей. – Что за платье на тебе? – он схватил её за руки и пристально стал вглядываться в лицо.

– Ты чего? – удивилась она. – У меня всё в порядке. Когда ты ушёл, пришла женщина и сказала, что ты будешь жить на мужской половине, а я остаюсь здесь – на женской.

– Это что за платье? – Матвей продолжал с недоверием смотреть на девушку, но лицо её было спокойным.

– Мне дали платье. У них женщины в таком ходят, – спокойно объяснила она. – А ещё мне сказали, это особенная безрукавка, она с маньчжурским вырезом, как у их предков.

– И что же в ней такого необычного? – с иронией в голосе поинтересовался Матвей. Его раздражала беспечность Риты.

– С таким вырезом дают безрукавки только гостям, – сообщила она.

– За одну ночь ты превратилась из пленной в гостью, – Матвей зло смотрел, и Маргарита увидела в его глазах воспалившееся недоверие к ней.

– Эй! – позвали из дома в этот момент, но Матвей схватил девушку за руки.

– Мне надо идти, – засуетилась Рита. – Я буду учить их детей, – быстро сообщила она. Хотела ещё что-то сказать, но выскочившая женщина развернула её за плечи спиной к Матвею и увела на женскую половину.

Матвей шёл следом за парнем в недоумении. «Как я мог попасться? – упрекал в душе он себя. – Наверное, это Чукарин подсунул мне девку, и она заманила меня. Как я мог так опростоволоситься!» Он не мог по-другому объяснить поведения Маргариты и те перемены, которые с ней