Максим Сорокин - Восход Акроникса (СИ) Страница 242

- Ну, в общем да, помесь огров и черт его знает кого. Впрочем полукровок-то и без них полно, чего удивляться, если любая баба может понести от кого угодно, хоть от гнома, хоть от дракала.

- А откуда они взялись?

- Понятия не имею. Видимо огру перепала человеческая рабыня или у какого-то богатея были весьма специфичные вкусы, раз он покусился на честь огрихи. - хохотнул Ял.

- Да нет, я о месте их обитания.

- А, ты вот про что. Не знаю, думаю, как и большинство рас Кеплера, они кочевники, наподобие нас с тобой. Так проще, особенно тем, кто готов предложить свой меч на службу тому, кто больше платит. Да и вообще, если бы не честолюбивые ублюдки, мечтающие стать тиранами, а так же всякого рода "великие маги". - Ялазар ехидно заулыбался. Было видно, что он не раз развеивал заблуждения этих самых магов в их величии. - Коим нужна была челядь или материал для экспериментов, ну или в данном случае, охрана их бренных тушек, вряд ли бы сейчас существовали не то что полисы, но даже роды.

- Выходит, темная воля и лихие помыслы заставляют всех сплачиваться? И людей, и этих монстров? Не позволяя жизни угаснуть.

- Ага, парадокс. Не будь этих мразей, сотнями убивающих невинных и купающихся в их крови, все бы мы давно подохли, а весь этот кошмар прекратился бы. Даже забавно, как чистое зло может породить исковерканное, уродливое, но все же добро. Только вот не уверен, что хуже.

Вслед за колонной рабов, внутрь втягивался сильно истончившийся поток местных обитателей, закончивших свои дела на поверхности и теперь отправляющихся вглубь прорытого в земле лабиринта Рабского Рынка. У самого входа опять на глаза попались последствия, недавно разыгравшегося здесь сражения, полностью сжегшего длинные полотнища, закрывавшие некогда вход в подземелья и кучи оплавленного, расколотого камня.

Едва неровные, земляные своды сомкнулись над головами парней, Викар чуть не задохнулся от чудовищной, душной жары и смрада, который на поверхности развеивал гуляющий по степям ветер. Волосы тут же стали мокрыми, а по телу заструился пот, отчего захотелось рвануть тяжелый меховой ворот и откинуть капюшон, что парни тут же и сделали. Жители города толкались, бранились, кричали друг на друга, но продолжали растекались по нешироким ходам и норам, грубо вытесанным в земной толще. Истинный город был вовсе не на поверхности, а здесь, под землей, между четырех скальных когтей, каждый из которых, как теперь становилось понятно, являлся входом в это сумрачное преддверие ада. Вентиляции тут не было, отчего едкий дым от горящего в мисках жира, расставленных в специальных стенных выбоинах, поднимался вверх и черной змеей вился по потолку, заставляя тот плакать маслянистой копотью прямо на головы прохожих.

Изредка удавалось заметить скелетоподобных существ, неведомого рода, закованных в десятки кандалов, что едва позволяли двигать немощное тело. Они, прижавшись к стене, трясущимися руками доливали в плошки горючего жира. Для этого они набирали из привязанного к шее меха полную горсть жижи и аккуратно выливали в пламень. Иногда существа не успевали убрать ладонь и рука вспыхивала, впрочем, они тут же зажимали её между опалённых ляжек, туша огонь. В глазах этих существ не было ничего, кроме тупой покорности судьбе и полного безразличия ко всему.

И таких слуг, которых, казалось, никто кроме Викариана не замечает, тут были десятки. Это вызывало оторопеть, но едва молодой человек хотел заговорить об этом, как слова застряли у него в горле, а взгляд впился в место, куда их вывел в очередной раз разветвившийся проход.

Они оказались на дороге, ведущей по кромке карьера, шириной шагов в сто, штопором вгрызавшегося глубоко в землю. Постепенно он сужался и вдоль всей его длины вилась добротная, каменная лестница с покатым желобом, плотно примыкавшим к стене. На самих же стенах, через равные промежутки, были прикованы сотни женщин, той самой расы, что Ялазар милосердно обезглавил, когда они перебили банду серолицего. То и дело раздавался влажный звук упавшего в желоб яйца, тут же укатывавшегося к уже ожидающим внизу сборщикам. Они грузили эмбрионы, заключённые в белесую оболочку, на широкие сани и вчетвером тащили те сквозь неразличимые сверху глубинные проходы. Женщины кричали, плакали и стонали, испытывая адские муки. Неспешно же шествующие по лестнице стражи, наслаждались разливающимися вокруг страданиями, лыбились в похотливом запале, избивали и насиловали пленниц.

- Твари! - помимо воли вырвалось у Викара. От ненависти к тем, кто сотворил такое, у него перехватывало дыхание, а по телу побежала дрожь переполнявшей его ярости. Он уже слышал от повелителя костей о подобных фермах, но одно дело слышать и совсем другое видеть самому.

- Остынь, - Ялазар крепко ухватил парня за плечо и рывком отвернул от края, а после, посмотрев тому прямо в глаза, произнёс, - тут около сорока таких шахт, в каждой, до сотни рабынь и уверяю тебя, это капля в море по сравнению с тем, что творится по всему миру. Не забывай, наша цель - не героически бросаться спасать тех, кто давно смирился со своей судьбой, а не допустить, чтобы тоже самое стало с Вардемой.

Последние слова, словно ушат холодной воды, окатили Вика. Гнев никуда не делся, как и желание прекратить кошмар за его спиной, но все же он постепенно успокаивался.

- Идем-ка дальше, нам нужно найти откуда пришел серолицый, а заодно узнать, не направляется ли кто завтра на юг. Без попутчиков нам туда добраться будет сложно.

Он начал оглядываться, пытаясь понять куда идти дальше, не отпуская Вика, но уже не беспокоясь, что тот может натворить глупостей. Здесь было гораздо менее оживленно, чем в горловине входа или на поверхности, но все равно, кто-то в одеждах надсмотрщика умудрился толкнуть Вика в плечо, злобно рыкнув:

- С дороги, сука! Ты у меня сейчас сам яйца откладывать начнешь!

Это стало последней каплей. Ял даже не успел ничего сделать, когда Викар с остервенением накинулся на подонка. Он не видел, кого бьет и чем, под руки попадались палки, камни, какие-то цепи, а он просто хлестал, бил, душил, рвал чужую плоть, не замечая ничего вокруг. Его разум будто бы выключился, предоставив телу действовать самому. Лишь горячие брызги, пачкавшие его кулаки и лицо подсказывали, что он все ещё в сознании и продолжает молотить ублюдка. Он что-то кричал или рычал, слух с трудом выхватывал воющие, полные бешеной ярости, нечленораздельные звуки. Зверь в душе парня ликовал, выпуская из себя волну скопившейся ненависти и наполняя сердце желанием убивать. Его оковы пали и долгожданная свобода, пусть и подаренная на время, заставляла тварь пень, заходясь в злобном счастье.