Пробег - Олег Анатольевич Рудковский Страница 25

А потом мы просто ехали. Скорость упала до семидесяти. Потом плавно перешла в шестьдесят. 50… 40… 30… Кто-то обогнал нас слева. У меня не нашлось сил даже поздравить этого случайного водителя: ему очень повезло, что он не попытался совершить этот маневр четверть часа назад. Я полз по дороге, тупо и медленно. Вырубил музыку, не в состоянии воспринимать какие бы то ни было звуки. Но транс был жив. Транс пропитал меня полностью. Голова была пустой, как колокол. Тело ватное и чужое.

— Остановись…

Я включил поворотник, свернул к обочине. Еще какое-то время Ольга оставалась на моих коленях. Потом также легко, как и в прошлый раз, скользнула на пассажирское сиденье. Она не стала одеваться, оставалась обнаженной, да только вряд ли я это осознавал. Как не осознавал я и то, что мои джинсы все еще спущены.

Бесконечность мы сидели в тишине, не глядя друг на друга, не говоря ни слова, только куря сигареты. Вы думаете, быть может, что мы приходили в себя? Это не так, поверьте. Это невозможно, я знаю. После такого ты не в силах прийти в себя. Даже если ты захочешь, ты уже не сможешь. Концы отрезаны. Ты обогнал свою смерть, ты умер и возродился. Смерть не простит тебе того, что ты посрамил ее на трассе, никогда не простит. Тебе уготован жуткий конец за твою дерзость. Но ты — уже не ты совсем. Ты другой. Ты — незнакомец. В тебе нет страха, только путь.

Я взял ее за руку. Она неожиданно вцепилась в меня, словно испугалась, что это произойдет сейчас, смерть уничтожит меня прямо здесь, в салоне красного «Ситроена». Она тоже была незнакомкой самой себе. Я обогнал не только свою смерть, но ее тоже. И все-таки, когда она заговорила, я узнал слегка срывающийся голос прежней Блондинки. Той самой, что писала мне sms-ки и была путеводной звездой не только в бескрайних просторах «Сети», но и на любой трассе.

— Обними меня…

Я откинул ее сиденье до упора. На этот раз мы занялись любовью мягко и ласково, словно забавлялись два котенка.

240 миль

Мы проснулись оттого, что играл чей-то мобильник. Спросонок, а еще потому, что пробуждение походило на похмелье, мы даже не разобрали, чей именно трезвонит, и каждый машинально потянулся к своему телефону. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что мой телефон молчит. А потому я откинул его в сторону, приготовившись вновь погрузиться в пучину забытья. Но вдруг обнаружил, что спать мне резко расхотелось.

Вспомнилось все. Сумасшедшая гонка. Обнаженная Блондинка, сотрясающаяся на моих коленях. Я, пытающийся обогнать сразу двух противников, — смерть и экстаз. Финиш, ознаменованный победой эйфории над смертью. Новая любовь на переднем сиденье, напоминающая романтическое пение или, если мне будет позволено так выразиться, тягучую вязь паучка.

Сквозь грохот воспоминаний до меня донесся чуть срывающийся голос Ольги.

— Да, все нормально. — Пауза. — Да.— Пауза. — Да, я уже говорила. — Долгая пауза. — Сейчас я не хочу это обсуждать. — Пауза. — Да, категорически. — Пауза плюс короткий смешок. — Непременно. До скорого.

Она отключила мобильник, повернулась ко мне. Увидела, что я не сплю, порывисто прижалась ко мне всем телом, укусила за мочку уха.

— Брат передает тебе привет.

Моя голова уже достаточно прояснилась, чтобы сформировать мысль: и как он узнал, что я рядом?

Стоял второй час дня, солнце бушевало за окнами, но в номере все равно царил сумрак благодаря плотным занавесям. Одеваться нам не требовалось. Вчера мы вернулись в город лишь под утро (или правильнее сказать — сегодня?). На обратном пути я поменялся с Ольгой местами, вернув «Ситроен» хозяйке. Мы вошли в холл гостиницы, держась за руки, как дети, слишком изможденные, чтобы о чем-то говорить, а когда оказались в номере, упали на кровать в одежде и уснули как убитые.

— Вы с Пулей напоминаете мне двух заговорщиков, — буркнул я притворно.

— Перестань. — Она укусила меня за ухо чувствительнее. — Он ведь взрослый человек, все понимает.

— А он не ясновидящий часом?

— Для ясновидения ему не хватает воображения. — Ольга посерьезнела. — Такого воображения, которое есть у тебя.

— Да уж, воображение. — Я хмыкнул. — После встречи с тобой я чувствую себя деревянным.

Она вдруг покраснела и спрятала лицо у меня на груди. Думаю, если бы Пуля был здесь, он бы взревновал: я уверен, что никто до меня не видел покрасневшую Блондинку. Я понял, о чем она вспомнила. Даже мужчины, живущие с женами по двадцать лет, не видели их такими, какой я видел Блондинку в прошлую ночь. Это была оголенная страсть, она абсолютно потеряла над собой контроль.

Я стиснул ее, крепко-крепко, так что она аж зажмурилась от удовольствия. Потом разжал руки, поднялся на ноги. Я опасался, что встану сегодня в таком состоянии, что не смогу сесть за руль, — но ничего, вполне терпимо. Я не стал задавать вопросов — ни одного. Все равно пустоту в голове, мое незнание не смогли бы восполнить и тысячи ответов. Знал я лишь две вещи. То, что на всем протяжении пути до дома не буду выжимать больше 90 км/ч. И то, что не включу уже трансовую музыку. По крайней мере, сегодня.

Пока мы пили кофе, она смотрела на меня. Смотрела и молчала, и ее взгляд был полной загадкой. В ее глазах плясали какие-то искорки, но их природу я не мог понять. Я тоже смотрел. Мы, наконец, раздвинули шторы, и солнце ворвалось шквалом, заполнив все пространство номера. Я любовался ее лицом. Я запечатлевал в памяти каждую черточку. Я не был ни в чем уверен, так что же упускать шанс.

Она не выдержала и произнесла:

— Ты так на меня смотришь…

Я мог бы сказать, что после всего пережитого не мыслю жизни без нее. Я мог бы сказать это проще, тремя словами: я тебя люблю. Как во все времена говорят мужчины в сходных ситуациях. Но разве возможно переложить огонь в сердце на обычные слова? Эти три слова, которые говорят все, — после того, как мы переродились и стали незнакомцами, эти слова казались пошлыми.

— Я вижу свет в твоих глазах, — произнес я. — Далеко-далеко. И мне хочется сесть за руль и понестись навстречу этому свету. Без остановки.

Ее губы дрогнули. В глазах появилась печаль. Я не знал, будь я проклят, почему она печалится. Она потянулась через столик и положила свою руку на мою.

— Такое я могла услышать, наверное, только от тебя, — сказала