Мэри Стюарт - Гончие Гавриила Страница 26

― Нет мул. Осел маленький, утонет. Плохой река. ― Он задумался и добавил, как объяснение: ― Ночью был дождь.

― По-моему, ты шутишь.

Он понял, хотя и не мог меня слышать, опять улыбнулся и махнул рукой в сторону деревни. Он не оборачивался, но когда я посмотрела туда, то увидела Хамида ― стройную фигуру в темно-синих брюках и стальной рубашке. Он вышел из тени стены, поддерживающей деревню, и направился вниз по тропе.

Я обернулась к мальчику. Козы все также паслись, река ревела, деревня на горе колыхалась от жары, но на скалистом берегу не было никаких мальчиков. Только камни. А на месте, где он стоял ― лохматая черная коза с холодными желтыми глазами.

В этой стране может случиться все.

― Сообщаю всем Богам сразу, ― сказала я громко, ― ты можешь сдержать обещание, дорогой мой кузен, здесь, сейчас и без дураков.

Через десять секунд я поняла, что маленькая фигурка вдалеке вовсе не Хамид, а сам Чарльз, быстро приближающийся ко мне.

7. Пурпурная река

While smooth Adonis from his native rock

Ran purple to the sea…

Точно, в этой стране случиться может что угодно. После беспокойной ночи в сказочных декорациях дворца ― павлины, немые слуги, гаремные сады ― никакое волшебство, казалось, удивить не могло. Но меня просто поразило, что я немедленно поняла, несмотря на расстояние, что ко мне пришел Чарльз, а не Хамид, которого я ожидала. Немедленно и с огромным удовольствием.

Я тихо сидела на солнце и смотрела на кузена.

Еще довольно далеко он приветственно поднял руку, потом что-то привлекло его внимание, он остановился и обернулся к сгустку тени под пыльным кустом. На моих глазах тень превратилась в черную козу и сидящего перед ней скрестив ноги пастушка, палка лежала рядом на земле. Разговор продолжался минуты две, потом мальчик встал и они вдвоем пошли вниз к реке.

Я опять спустилась по своему берегу, и мы встали друг против друга, разделенные двадцатью футами бурной красной воды.

― Эй, ― сказал Чарльз.

― Эй, ― ответила я. А потом добавила не очень остроумно: ― Мы застряли. Она разлилась.

― Похоже на то. Так тебе и надо, за то, что пролезла вперед. Как бабушка Ха?

― Нормально. Ты рано. Как ты сумел?

― Приехал утром. В гостинице мне сказали. Видел твоего шофера и сказал, что я тебя заберу.

― Сказал? Теперь иди и забирай!.. Слушай, мальчик сказал, что это до завтра. Что будем делать?

― Я перейду.

― Не сможешь! Там чертовски глубоко! Ты попал под дождь прошлой ночью в Бейруте?

― Под что?

― Под дождь! ― Я показала на безупречно-чистое небо. ― Дождь!

― Не понимаю, почему мы должны стоять в двадцати футах друг от друга и разговаривать о погоде, ― сказал Чарльз, расстегивая пуговицы рубашки.

Я закричала в ужасе:

― Чарльз, нельзя! И это не поможет!..

― Можешь смотреть или нет, как тебе больше нравится. Помнишь те замечательные времена, когда нас вместе засовывали в ванну? Не волнуйся, справлюсь.

― С большим интересом буду ждать момента, когда ты утонешь. Но если бы ты только послушал!

― Ну? ― спросил он, продолжая раздеваться.

Я быстро огляделась. Как-то мне не нравилось стоять посередине долины и диким голосом кричать о наших личных делах, но разглядеть я сумела только кусты и деревья на скале надо мной. На тропе никакого движения не было. Я закричала:

― Ничего хорошего не добьешься своим переходом. Она сказала, что не примет тебя.

― Не примет меня? ― Я кивнула. ― Почему?

Я сделала неопределенный жест.

― Не могу сейчас объяснить. Но не примет.

― Тогда когда?

― Никогда. Она имела в виду, что вообще. И не только тебя, никого. Чарльз, извини…

― Она сама тебе это сказала?

― Да, и казалась при этом немного… ― Тут постоянные вопли утомили мое горло и я закашлялась. Чарльз дернулся, потом обернулся к мальчику, который вместе с черной козой стоял прямо за ним. Почему-то я не рассматривала его, как нежелательную аудиторию, он в моем сознании слился с козами и камнями, в которые иногда превращался.

По жестам мальчика можно было понять, о чем спрашивает его Чарльз. В конце концов кузен повернулся ко мне и опять повысил голос.

― Он говорит, что я могу перейти выше.

― Мне он заявил, что нигде нельзя.

― Существуют все-таки некоторые вещи, которые я могу делать, а ты ― нет. В любом случае, это безнадежно. Не могу выкрикивать интимные подробности о бабушке Ха через двадцатифутовый поток воды. ― Он показал на невидимый дворец. ― Прямо под ним… Чертовский шум… А мне нужно с тобой поговорить. Ахмад говорит, есть место выше по течению. Можешь подняться по твоей стороне?

― Попробую. ― Я повернулась и побрела по берегу. Тропы не было, вода бежала прямо под скалой среди разросшихся кустов и невысоких деревьев. Скоро я потеряла из виду Чарльза и его проводника, продиралась между кустов и камней и думать могла только о движении. Берега реки густо обросли разнообразной растительностью, не удавалось идти так, чтобы все время видеть воду. Чарльз с мальчиком тоже скоро повернули, очевидно, на какую-то козью тропу.

Я поднималась по своей стороне примерно полмили, потом обнаружила, что поток поворачивает и резко углубляется в скалу. Он превратился в несколько маленьких озер, и вода бежала от одного к другому, постоянно извиваясь. Тут появились Чарльз с мальчиком. Хотя поток стал уже, и весь заполнился обломками скал, не было видно безопасного места для перехода. И чем решительнее сужалась река, тем быстрее и громче текла вода, так что тут вообще общаться можно было только жестами.

Мальчик величественно показал вверх. Чарльз махнул рукой и что-то выкрикнул. И мы пошли дальше.

Примерно через милю мучительного пути русло реки неожиданно встало на дыбы, поток тек по скале вертикально. То есть на самом деле он просто выбивался из скалы. Исток Нар-Эль-Салька оказался миниатюрным повторением истока Адониса, неожиданно выскочил из сухой скалы ручьем ледяной зеленой воды. С ревом, который усиливало эхо, он падал в озеро, а потом несся дальше вниз. Обрызганные кусты качались на ветру. Солнце освещало каскад, превращало его в поток бриллиантов, но там, где мы стояли, была тень.

Я почти в отчаянии огляделась. Если внизу было трудно разговаривать, посередине ― еще труднее, то здесь уже категорически невозможно. Рев воды усиливало эхо, и хотя мы с Чарльзом находились не больше, чем в девяти футах друг от друга, ни о каких разговорах даже подумать было нельзя. И никакого перехода. Идти через поток ― заведомое самоубийство, а выше каскада скала стояла, как кафедральный собор.