Вендиго - Элджернон Генри Блэквуд Страница 26

уговаривал я себя, в густых зарослях может привидеться все что угодно, и огромный зверь, бросающийся на тебя из-за дерева, на поверку оказывается всего-навсего игрой шкодливого ветерка, случайно качнувшего пару-другую веток. Должен сказать, испытанный ужас был настолько глубок и настолько не похож на прежние аналогичные переживания, что вызвал у меня болезненное любопытство, почти заглушившее и самый страх. Потихоньку я добрел до самой верхней точки острова, откуда была хорошо видна вся пойма реки: пурпурная в лучах восходящего солнца, она казалась такой волшебно прекрасной, что я едва не закричал от охватившего меня восторга.

Однако крик восхищения застрял у меня в горле, едва взгляд мой упал на нашу еле заметную в окружении кустов палатку: я обнаружил нечто более впечатляющее, чем шутки невидимки-ветра.

Ландшафт явно переменился. То, что я видел все с другого ракурса, значения не имело, ибо перемены произошли только в непосредственной близости от палатки… Сгрудившиеся вокруг ивы придвинулись почти вплотную.

Всю ночь шажок за шажком подкрадывались по зыбкому песку – и вот, доползли… Интересно, это ветер их передвинул или сами припожаловали? Мне сразу вспомнилось дробное постукивание по брезенту и тяжесть, навалившаяся на палатку и на мое сердце, – тяжесть, из-за которой я в холодном поту проснулся. Меня вдруг качнуло ветром, как какой-то куст, я еле устоял на ногах. В поведении ив достаточно очевидно просматривалась некая целенаправленность, продиктованная крайней враждебностью, – это кошмарное открытие ввергло меня в состояние полной прострации. Усилием воли я взял себя в руки: какая нелепость, надо же такое выдумать! Хотелось и смеяться, и плакать одновременно: ну почему, спрашивается, мой ум так падок на всякую чертовщину? И вдруг похолодел, пораженный страшным открытием: а что, если атака невидимых сил направлена не на наши тела, а на наше сознание?..

Ветер слегка меня освежил, чуть погодя из-за горизонта показался краешек солнца, значит был уже пятый час; видимо, я довольно долго простоял здесь на пригорке, не решаясь приблизиться к смутившим меня ивам. Я крадучись подошел к палатке, придирчиво осмотрелся, после чего – да, вынужден признаться! – произвел кое-какие расчеты: промерил со всех сторон расстояние от палатки до границы кустов, с особым тщанием – до кустов ближайших.

Потом, стараясь не шуметь, снова забрался под одеяло. Судя по всему, мой приятель ни разу не просыпался (чему я был несказанно рад) и продолжал мирно похрапывать. То, что он не был свидетелем моих ночных «откровений», позволяло мне втайне надеяться, что я сумею выкинуть все эти глупости из головы. При свете дня гораздо проще убедить себя в том, что вся эта ночная фантасмагория – всего лишь мираж, плод разыгравшегося воображения.

Теперь мне нечего было опасаться, и я, изнемогающий от усталости, почти сразу уснул, но, засыпая, все-таки поймал себя на том, что отчаянно боюсь услышать тихое, вкрадчивое постукивание и почувствовать, как на сердце что-то давит и как все труднее становится дышать…

IV

Солнце уже здорово грело, когда моему приятелю удалось растормошить меня; он сообщил, что овсянка почти сварилась и что у меня всего десять минут на купание. В ноздри ударил упоительный запах шипящего на сковороде бекона.

– Вода все поднимается, – доложил Свид, – несколько островов на середине русла уже полностью затопило. А наш за ночь изрядно уменьшился в размерах.

– Дрова-то еще есть? – спросонок поинтересовался я.

– Сдается мне, что и дровам, и острову конец придет одновременно, и не далее как завтра, – усмехнулся он, – но до этого прекрасного момента дровишек вроде бы должно хватить.

Нырнув с песчаного мыса, я едва успел воочию убедиться, что наш островок и впрямь заметно уменьшился, ибо меня тут же подхватило течение и понесло вспять, к нашей стоянке. Вода была ледяной, берег проносился мимо с такой скоростью, будто я смотрел на него из окна поезда. Освежающее купание заставило мигом улетучиться ночные кошмары. Солнце было жарким, на небе ни облачка, ну а ветер не желал уступать ни на йоту.

До меня вдруг дошел смысл последней реплики Свида: «И дровам, и острову конец придет одновременно, и не далее как завтра… но до этого прекрасного момента дровишек вроде бы должно хватить». Итак, он больше не рвется поскорее отсюда убраться и намерен торчать здесь еще одну ночь. Но почему? Ведь вчера он был настроен на отъезд. В чем причина столь внезапной перемены?

Огромные куски берега с тяжелым плеском шлепались в воду, вздымая тучи брызг, ветер тут же подхватывал их и швырял прямо на наш бекон. А Свид, делая вид, будто ничего не замечает, со светским видом рассуждал о том, как тяжело сейчас, наверное, пароходам, плывущим из Вены в Будапешт, не сбиваться с курса. Я почти не слушал его, проблемы судоходства интересовали меня гораздо меньше, чем состояние моего приятеля. Какой-то он был странноватый – явно чем-то взволнован и смущен, голос и жесты слегка неестественные, будто он все время контролировал каждое свое движение. Сейчас, на холодную голову, мне трудно точно определить тогдашнее его настроение. Но в тот момент у меня сомнений не было: он явно чего-то боялся!

К завтраку Свид почти не притронулся и даже не вспоминал о своей уже раскуренной трубке. Рядом с тарелкой он положил раскрытую карту, от которой просто не мог оторваться.

– Нам бы лучше отчалить, и не позже чем через час, – заметил я, немного выждав, надеясь, что своим ответом он невольно себя выдаст. И то, что я услышал, совсем мне не понравилось.

– Да уж неплохо бы! Если они нас отпустят.

– Кто они? Ты имеешь в виду не в меру разгулявшиеся стихии? – переспросил я с невинным видом.

– Я имею в виду владельцев духов земли, тех кобольдов, гномов или эльфов, как бы они ни назывались, которые обитают в этой местности, – объяснил он, с нарочитым вниманием высматривая что-то на карте. – Если все эти пресловутые божества и впрямь существуют, то здесь они точно водятся.

– Стихии вездесущи и бессмертны, а стало быть, и впрямь божественны, – глупо пошутил я, стараясь смеяться как можно естественней, хотя прекрасно знал, что мой приятель, конечно же, все поймет по моей перекошенной от страха физиономии.

Пытливо взглянув на меня сквозь облачко табачного дыма, Свид сказал:

– Да, нам бы крупно повезло, если бы весь этот кошмар кончился и мы смогли бы отсюда убраться.

«Кошмар»… Значит, что-то произошло. Этого я и боялся! Ну что же, видно, откровенного разговора не избежать. Примерно то же испытываешь в кабинете зубного врача: сколько ни оттягивай, а зуб все равно рвать придется…

– Какой еще кошмар? Что-нибудь случилось?

– Ну, во-первых,