Вячеслав Пальман - За линией Габерландта Страница 27

Я молчал, прикидывая, что мы можем сделать своими пятью тракторами. Неизвестно, по какой ассоциации я вспомнил Зотова и его товарищей, лопатами разработавших в свое время огород. Сказал ни к селу ни к городу:

—  Дневник, который мы нашли в фактории, оказался очень интересным...

Шустов фыркнул и насмешливо произнес:

— В огороде бузина, а в Киеве — дядько. Тут целины двести гектаров на плечах, а он о дневнике.

— Ведь их найти надо, эти двести гектаров. Вот я и вспомнил о дневниках и о фактории. Там искать будем. Недалеко отсюда. Понимаете?

Через час мы с директором сели на лошадей, обвесились ружьями и топорами для затесов и без промедления поехали напрямик к старой фактории.

Стоял жаркий и безветренный день. Комары свирепствовали вовсю, черемуха отцветала, в лесу пахло смолой и скипидаром. Утки и гуси запрятались по гнездовьям, на лесных полянах шелестел вейник, лес жил скрытой от нас таинственной жизнью.

Иван Иванович сидел на своем огромном мерине очень уверенно и важно, обхватив бока лошади толстыми ногами в больших сапогах. Очки он снял и аккуратно положил в футляр. Конь директора, такой же грузный, как и всадник, тяжело отдувался и, нагнув упрямую шею с пышной гривой, напролом шел через кусты березки и тополевые заросли. В криках потревоженной тайги, ломая копытами лошадей гнилые пеньки и ветки на земле, чавкая мшистыми болотами, ехали мы к своей цели, и через два с небольшим часа усталые лошади вытащили нас из густого леса на веселые, залитые солнцем поляны недалеко от фактории.

— Уф! — шумно вздохнул Иван Иванович, вытирая лицо и шею огромным, как простыня, платком. — Задохнулся я в этом чертовом лесу. То ли дело здесь! Ветерок, прохлада. Вот что значит море близко!

Распаренный, нагретый июньским солнцем, дом фактории встретил нас музейным запахом сухой пыли, затаившимся полумраком комнат, темным взглядом старого вороньего чучела. Бегло оглядев постройку, Шустов сказал:

— Лет пятнадцать пустует. Я уже больше шести лет в совхозе, так слышал от людей о происшествиях в этих местах. В двадцать третьем или четвертом году нехорошие дела произошли тут. Целая война случилась. В общем, смертью запахло, ну и перестали сюда ездить орочи и якуты. Пришлось закрыть факторию. Теперь она в Балаганном. Впрочем, чужие купчишки из-за моря тоже перестали ездить на наш берег, как отсекло.

Пограничники тревожили?

— Да нет. В те годы берег плохо охранялся. Какие там пограничники! Один-два катера на двести километров. Могли бы пробраться. Тут другое. Подсекли их местные жители. Видишь ли, огородами тогда занялись, оседло многие стали жить, картошечка и другие свои продукты появились. Отсюда все и пошло. Ведь и совхоз наш вырос на базе старых огородов. Так и не стали брать у купцов товар. А тут фактория еще шкурки начала покупать по настоящей цене, совсем отбила клиентуру у заезжих, свернула им прибыльный заработок... Ну что, поедем дальше?

Я смотрел на лес, на речку и все больше волновался. Где-то здесь... Когда мы подъехали к устью реки, я сразу нашел остатки балагана Белого Кина. Все заросло густой травой. Теперь через реку — там дом Федосова и Зотова.

— А что, — окликнул меня вдруг директор, — если вот эту луговину раскорчевать? Прямо от берега до фактории и дальше до леса. Смотри, какая трава! И мху мало,берег высокий. Гектаров семьдесят наберется, как ты думаешь?

Я поспешно согласился. Мы перебрались вброд через речку и вышли на другой берег возле безымянного ручья. Отсюда в лес уходила еле приметная тропка.

Конечно, мы поехали по этой тропе. На каждом шагу попадались старые, потемневшие от времени пни; ручей в двух местах хранил следы перегородок, устроенных, вероятно, Оболенским для рыбы; неширокая просека тянулась от ручья к морю, и я подумал, не путь ли это к барже, теперь окончательно заросшей лесом? Хлестнув лошадь, я вырвался вперед Шустова и неожиданно очутился на поляне, такой светлой и яркой, что глазам стало больно.

Лес обрывался темной стеной. Поляна от края до края цвела ярко-фиолетовым кипреем; он разросся так густо и так буйно, словно был специально посеян человеком. Целые рои ос вились над поляной. Жарко горели под солнцем фонарики цветов.

Ни дома, ни других строений на поляне не оказалось. Цветы, трава, лес, а на другом краю поляны множество разросшихся кустов смородины, рябины, малины и черемухи.

Мы осмотрели берег ручья. Вот еле заметный квадрат фундамента. Разворошив дерн, мы увидели черные обожженные камни. Все стало ясно: дом, теплица и другие постройки уничтожены пожаром. Как, когда это случилось?

Еще одна тайна...

— Вот и находка, — весело сказал директор, оглядывая чистую от леса сухую поляну. — Если подпахать ту луговину, что идет дальше по ручью, мы здесь гектаров сто наберем. Как твое мнение, главный?

Он спрашивал меня, а я весь находился во власти охватившего меня прошлого. К сожалению, я еще не знал всего, не дочитал дневника, не добрался до источников, способных открыть глаза на трагедию, разыгравшуюся здесь много лет назад. Я уже чувствовал, что закрытие фактории по времени и по событиям как-то связано с колонией, но как — сказать этого пока еще не мог.

Директор повторил вопрос. Конечно, находка! Площадь поляны на глаз определялась гектаров в пятнадцать. Дальше шла луговина с редкими деревьями. Она занимала втрое или вчетверо большую площадь. Срежем дерн, сожжем кусты — и великолепная пашня.

Мы сошли с седел, пустили лошадей и, разминая затекшие ноги, пошли по цветущему полю.

—  Смотрите! — закричал я. — Это овес!

Редкие, но крупные метелки еще зеленого овса вырывались из цветочного фиолетового плена и тянулись к солнцу. Зотовский овес!.. Осторожно, чтобы не вытоптать растений, я обошел большой круг. Всюду росли культурные стебли. Самосев! Почти двадцать лет овес созревал, осеменялся и всходил, перенося суровые зимы и далеко не теплое лето. Сколько новых качеств впитал он в себя! Какие неожиданности сулят нам растения, пережившие столь большие природные лишения! Я попросил Шустова быть осторожнее, чтобы случайно не затоптать хотя бы один стебелек.

—  Мы тут заповедник устроим, — волнуясь, объяснил я ему. — Может быть, новый сорт, новые качества...

Директор кивал головой, соглашался, заражаясь моим волнением. Он ходил осторожно, разгребал траву руками и даже говорил негромко, словно боясь разбудить тени прошлого, населяющие эту поляну.

Мы нашли странные растения, только отдаленно похожие на морковь и брюкву. Мы разыскали жесткие букеты капустных листьев, которые, кажется, и не собирались свиваться в кочаны, как это положено всякой нормальной капусте; в стороне мы разыскали уже поспевающую черную смородину, необыкновенно густо усеянную ягодами; низкорослую рябину с белыми, конечно, незрелыми плодами; множество кустов густейшей малины и совсем уже заросшие дикой травой, наполовину задушенные высокие грядки с княженикой. И только никаких признаков картофеля нам не удалось найти.