Николай Агаянц - Поединок. Выпуск 2 Страница 27

Я был поражен, что этот «гусано» оценивает себя столь дорого: кубинские «слизняки» обычно продаются дешево. Служат за-ради чечевичной похлебки кому придется — чилийским оппозиционерам и разноплеменным креольским «гориллам», свирепым диктаторам «банановых республик» и Центральному разведывательному управлению... Но зато и не торгуются, когда выпадает шанс «сделать коммерцию» на секретах своих хозяев.

Заметив мое замешательство, Монти покладисто проворчал:

— О’кей! Сбавлю 500 монет. Но не больше... Надумаете, звоните.

— Хорошо, я подумаю. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что за цену, заломленную вами, я должен получить кроме детальной словесной информации документы?

— По рукам...

Монти вернулся на трибуну. Я сел в такси, откинулся на спинку, закрыл глаза: надо было наедине, спокойно поразмыслить, что мне, безденежному, предпринять в сложившейся ситуации. Газеты, которые я представляю, не дадут ни цента под разоблачительную историю о подрывной деятельности крайне правого, да еще связанного с ЦРУ чилийского заговорщического центра. На торонтское издательство «Люис и сын» рассчитывать тем более нелепо — там ждут от меня совсем другую книгу. Я решил рассказать о своих затруднениях Аллике и впервые (без предупреждения) рискнул заявиться в его холостяцкую квартиру в многоэтажном доме на Калье Лавалье.

Дверь отворила умопомрачительная блондинка в бирюзовом нейлоновом халатике. Не спрашивая, кто я и что мне угодно, она жестом невозмутимо пригласила войти, добавив по-английски: «Фабио у себя в кабинете. Прощу вас».

По всем статьям это и была загадочная «Джейн Мейнсфилд», запавшая в пылкую душу портье из гостиницы «Инглатерра».

— Я ждал, Фрэнк, что ты нагрянешь не сегодня-завтра... — Фабио отложил в сторону пухлую рукопись. — Энн-Маргарет, правку третьей главы закончим потом. Приготовь нам, пожалуйста, что-нибудь перекусить.

С непроницаемостью фиванского сфинкса воспринял он мою взволнованную повесть о последних успехах и неудачах самодеятельного сыскного бюро «О’Тул энд О’Тул инкорпорейтед» (с ограниченной платежеспособностью). Спокойно сказал:

— Деньги будут. Достанем. В этих взрывчатых материалах не меньше твоего заинтересованы наши перонистские издания. Из тех, что полевее. Тебе они не конкуренты. Ведь верно? Ну, кто читает за границей аргентинские газеты!.. Стоит вот что прикинуть — какое выбрать место для завершения сделки...

— А чего ломать голову? Чем плох мой «люкс» в «Инглатерре»?

— Видно, мало ты сталкивался с проходимцами из кубинского эмигрантского отребья. С Монти шутки плохи. Нужно все обставить таким образом, чтобы ты был в полной безопасности и в то же время не на виду у шпиков — во избежание провокации... Эврика! Самое надежное — катер, где мотористом наш человек! — воскликнул мой славный друг, в котором опять проснулся экспансивный портеньо. — Я берусь все уладить. Назначай рандеву на завтра. В Эль-Тигре. В полдень. Причал «Эре-3». Отвезет тебя туда на моей машине Энн-Маргарет.

Она заехала в 11 утра. Когда я усаживался в двухместный «ягуар», протянула конверт:

— Здесь чек на предъявителя. Вы вооружены? Нет? — Вынула из кармана замшевой куртки маленький дамский браунинг: — Возьмите-ка на всякий случай.

В пути говорили о политике. Иные темы мою спутницу, похоже, не интересовали.

— У чилийской контрреволюции слишком мало сил, чтобы добиться успеха, — сказал я.

Энн-Маргарет на предельной скорости обошла длинный туристский автобус и, едва не столкнувшись с мчавшимся на нас тупорылым самосвалом, хладнокровно вернула машину на правую сторону шоссе.

— У противников Хуана Доминго Перона[12] сил еще меньше. Повсюду в Латинской Америке реакция пытается сейчас перейти в наступление, но это явно попытка с негодными средствами. Времена изменились, — сказал я.

Она улыбнулась и поправила одной рукой растрепавшиеся от ветра волосы.

— Милый Фрэнк, времена, конечно, изменились. Но нельзя недооценивать силы врага. Закрывать глаза на то, что по-прежнему существует реальная угроза правых переворотов на континенте. К тому же любая латиноамериканская политическая формула немыслима без важнейшего слагаемого — армии. Армии, — с нажимом повторила она.

В Эль-Тигре зеленая плоскость пампы раскудрявилась пальмами. Замелькали протоки и каналы «аргентинской Венеции».

Мимо эллингов и величавых яхт мы прошли в самый конец причала «Эре-3», где покачивался на волнах видавший виды катер.

— Ваш «турбуленто», — кивнула Энн-Маргарет.

Она познакомила меня с мотористом Джоэлем, напомнила о необходимости быть с Монти построже и настороже и сказала, что подождет в машине на стоянке.

С пунктуальностью, несвойственной беспечным креолам, Сальмерон появился на пирсе минута в минуту:

— «Джинджер» или кока-кола найдутся на посудине? Бутылку «Бакарди» я притащил, чтобы обмыть сделку. — И он любовно похлопал по затасканному дерматиновому портфелю.

Затарахтел, застучал неспокойно мотор, набирая обороты. Джоэль направил катер в лиственный тоннель протока, ведущего к лагуне. Ивы ветвями хватались за борт, царапались в стекла иллюминаторов тесной каюты, куда мы спустились с Монти.

— Деньги при вас?

— Разумеется. — Я показал чек и отвел в сторону пухлую веснушчатую руку Монти. — Стоп! Получите после того, как я посмотрю, что вы там притащили кроме «Бакарди».

— Люблю деловых людей. Правильно! Бизнес есть бизнес, — хихикнул мошенник и, аккуратно поставив на стол бутылку рома, вывалил перед собой охапку многоцветных бумаг. — Накиньте десятку, сэр, и заберете это добро вместе с портфелем. Из чудесной натуральной кожи.

Я расхохотался:

— Бог с вами! Возьму как сувенир. На память о самом беззастенчивом человеке, встреченном мною в Аргентине.

— Итак, приступим, — непробиваемый Монти открыл переговоры.

Я по косой проглядел документы.

Копии:

директивных писем ЦРУ;

стенограмм тайных сходок импортеров «игрушек» из «Импромаре»;

донесений агентов, орудующих в Чили;

планов подрывных действий, направленных против правительства Сальвадора Альенде,

Оригиналы:

извещений о денежных переводах из США на имя Артуро Маршалла;

письменных распоряжений шефа «Импромаре» заместителю директора «Нотчам»;

самого еженедельника, тонюсенького и малограмотного, но злобного.

Беседа была долгой.

Из мозаики слов и документов складывалась четкая картина широкого заговора чилийской оппозиции. Заговора разветвленного и многоступенчатого.