Уилбур Смит - Божество реки Страница 28

Как только двойник богини занял свое место, позади сцены зажглись факелы, и ее тень появилась на занавесе. Она начала раздеваться самым соблазнительным образом.

Мужчины приветствовали ее телодвижения веселыми воплями, решив, что раздевается Лостра. Под их скабрезные шутки блудница двигалась все похотливее, и публика приняла это зрелище еще более одобрительно, чем убийство Осириса в первом действии.

Это место в спектакле долго мучило меня: как изобразить акт оплодотворения, если его просто некуда повесить? Мы только что видели, как Осириса насильственным путем лишили нужного штырька. В конце концов, пришлось прибегнуть к старому театральному фокусу, который так раздражает меня в работах других драматургов. Я имею в виду вмешательство богов и их сверхъестественную власть.

Госпожа Лостра говорила из-за кулис, а ее второе «я», представленное в виде тени на занавесе, встало над мумией Осириса и выполнило магические движения.

— Мой дорогой брат, редчайшей и чудеснейшей властью, данной мне нашим прародителем Амоном-Ра, я возвращаю тебе те мужские части твоего тела, которых жестокий Сет лишил тебя, — пропела госпожа. Я снабдил мумию небольшим устройством, благодаря которому за веревочку, протянутую через блок под крышей храма над самим Осирисом, можно было поднять необходимый предмет. При последних словах Исиды деревянный фаллос почти с руку длиной, прикрепленный к паху бога, поднялся во всем своем царственном великолепии. Зрители ахнули от восхищения.

Когда Исида ласкала его, я дергал за веревочку, и он тоже дергался и как бы изгибался. Зрителям это нравилось, но больше всего им понравилось, когда богиня оседлала простертую мумию божества. Судя по тому, насколько умело изображала она экстатические движения гибкого тела, блудница, которую я выбрал, действительно была одной из величайших представительниц своей профессии. Зрители признали великолепие игры и все время подбадривали ее неистовыми воплями и похабными советами.

Во время кульминации этого эпизода факелы погасли, и храм погрузился в темноту. В темноте произвели замену актеров, и когда факелы зажглись снова, госпожа Лостра стояла посреди сцены с новорожденным младенцем на руках. Одна из рабынь на кухне предусмотрительно родила за несколько дней до этого, и я одолжил у нее ребенка на спектакль.

— Я дарю вам новорожденного сына Осириса, бога подземного царства, и Исиды, богини Луны и звезд. — Госпожа Лостра подняла младенца над своей головой, и он, пораженный видом толпы чужих людей, скорчился, покраснел и заорал.

Исида заговорила громче, перекрывая его крик:

— Приветствуйте молодого владыку Гора, бога ветра и неба, сокола небес! — Люди Гора составляли половину аудитории, и их восторгам по поводу рождения покровителя не было границ. С громкими криками они вскочили на ноги, и второе действие закончилось таким же триумфом, как и первое, а позже выяснилось, что наш новорожденный бог смертельно опозорился — с перепугу он основательно испачкал свои пеленки.

Я НАЧАЛ последнее действие декламацией, описывающей детство и взросление Гора. Я говорил о священном долге, возложенном на него Исидой, и едва произнес эти слова, как занавес раздвинулся и посередине сцены зрителям предстала богиня.

Исида купалась в Ниле в сопровождении своих служанок. Влажная одежда липла к телу, и великолепная бледная кожа просвечивала через мокрое полотно. Неясные очертания груди увенчивали розовые бутончики девственных сосков.

Тан в наряде Гора вышел из-за кулис, и его фигура тут же заполнила всю сцену. Блестящие доспехи и гордая осанка воина прекрасно оттеняли красоту богини. Многочисленные победы в сражениях на реке и его последний подвиг — спасение царской барки — привлекли к нему внимание зрителей. Тан стал любимцем толпы. Не успел он начать свою речь, как все стали приветствовать его, и аплодисменты продолжались так долго, что актеры, казалось, окаменели на своих местах.

Пока бушевала буря приветствий, я нашел в толпе несколько лиц и проследил за их выражением. Нембет, Великий Лев Египта, зло осклабился и что-то бормотал себе в бороду, не скрывая раздражения. Фараон великодушно улыбнулся и кивнул головой, чтобы сидевшие за ним заметили его расположение и их восторги разгорелись еще жарче. Вельможа Интеф, который никогда не плыл против течения, улыбнулся самой своей шелковой улыбкой и кивнул вместе с царем. В глазах же его, как я успел разглядеть из своего укрытия, сверкнула смертельная ненависть.

Наконец аплодисменты затихли, и Тан мог начинать, хотя и не без труда: стоило ему остановиться, чтобы перевести дух, как зрители снова принимались радостно приветствовать его. Только когда Исида запела свою песню, зрители смолкли.

Страдания отца взывают к мщенью;Влиянье злой судьбы, преследующей нас,Ты должен изменить.

Стихами Исида предупредила своего благородного сына об опасности и протянула к нему руки, одновременно и умоляя, и приказывая.

Проклятье Сета на твоей семье,И снять его один лишь ты сумеешь.Найди родного дядю, бога тьмы.Свирепый вид и дерзкие манерыНадменное чудовище покажут.Когда найдешь его, начните бой.Ты повали врага и крепкой цепьюЗаставь его твоей отдаться воле,Чтоб смертные и боги навсегдаЗабыли о его поганой власти.

Не переставая петь, богиня ушла со сцены и оставила сына выполнять свой наказ. Зрители, не отрываясь, следили за всем происходящим, как дети слушают любимую, хорошо знакомую песенку, и уже начинали волноваться, так как знали, что сейчас произойдет.

Когда Сет наконец выскочил на сцену для решительного боя, вечного боя между добром и злом, красотой и уродством, долгом и бесчестьем, зрители уже были готовы к этому. Они приветствовали его криками неподдельной ненависти. Расфер вызывающе осклабился и стал плевать в публику, гордо расхаживая по сцене. Потом он сложил руки на половых органах и стал двигать бедрами взад и вперед, чтобы похабным жестом привести зрителей в ярость.

— Убей его, Гор! — завопили они. — Размозжи его уродливую морду! — Сет расхаживал перед ними, разжигая в них злобу.

— Размозжи ему морду!

— Убей убийцу великого бога Осириса! — ревела публика.

— Вырви ему потроха!

В глубине души зрители знали: это Расфер, а не Сет, но ненависть их от этого нисколько не слабела.

— Отруби ему голову! — орали они.

— Убей его, убей!

Наконец Сет сделал вид, будто в первый раз заметил своего племянника, и нахально заковылял к нему, высовывая язык и болтая им перед черными зубами; он пускал слюну, как слабоумный, и она серебристой пленкой ложилась на его грудь. Мне трудно было поверить, что Расфер может заставить себя выглядеть еще более уродливо, чем обычно, но теперь он доказал, что это так.