Пробег - Олег Анатольевич Рудковский Страница 28

Что-то случилось.

Сбросив скорость, я пристроился в хвост колонне машин, крадучись объезжающих место аварии. Работник ГИБДД жезлом указывал перешеек, по которому следует двигаться, чтобы не запутать следы — по ним впоследствии будет восстановлена картина происшествия. Еще несколько людей в форме ДПС стояло у раскуроченного «москвичонка». Одного взгляда было достаточно, чтобы охватить масштаб трагедии: без жертв тут не обошлось. Самих жертв уже не было, наверное, их увезла «скорая». Только груды железа и лужи крови.

Чуть дальше — грузовик. Сзади не слишком помят, строго говоря, там слетел только номерной знак. Куда хуже вид спереди.

А вот на встречной полосе… Господи, ТАКУЮ «Газель» мне еще видеть не приходилось. Ничто в груде металла не напоминало прежнюю форму: машина выглядела так, словно ее пропустили через мясорубку.

Что-то подстегнуло меня, словно кто-то окликнул. Я вывернул шею, оглядываясь назад, когда уже почти миновал место страшной катастрофы. Да, «Газель» была уничтожена. Но ее я разглядел. Разглядел отчетливо, поверьте, это не мое воображение. Она словно осталась специально для меня.

Желтая улыбающаяся рожица.

А чуть дальше, на обочине, я увидел…

Я преодолел еще метров двести. Внезапно мои руки стали трястись. Руки — они не слушались, их колотила дрожь, и эта дрожь в мгновение ока передалась всему телу. Я не удержал руль. Машина вильнула. Несколько клаксонов зло рявкнули в мою сторону.

Я встал у обочины. Смотрел на руки, как на чужеродный организм — я словно проснулся и обнаружил, что мне пришили что-то нечеловеческое. Руки бились об руль, цеплялись, пытаясь ухватиться за него в предсмертной агонии.

Я не мог ехать дальше.

Я пытался что-то срочно предпринять. Досчитать до ста, двухсот, вспомнить что-то хорошее, отвлечься. Вот, у моего шефа скоро свадьба. Ну, может, на радостях прибавит мне зарплату. Или, скажем…

Я не мог ЕХАТЬ.

Я видел ее. Видел ее там, на обочине. Мою смерть, я видел ее. Она смотрела мне вслед горящими, ненавидящими глазами. Я обогнал ее однажды, оставил ее одну на ночной трассе. Теперь она бродит по дорогам в поисках меня одного. Но ее ярость настолько сильна, что по пути она прихватывает всех без разбора. Она меня узнала. Она дышит мне в затылок. Она ищет меня, чтобы отомстить.

Руки продолжали трястись. Я не знаю, что на меня обрушилось.

Я не знаю, почему не мог ехать.

Я не знаю…

Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ!

150 миль

Чего я еще не знаю?

Я не знаю, к примеру, почему я такой. Почему вместо того, чтобы жить обычной жизнью провинциального обывателя (кем я и являюсь), используя автомобиль в качестве приложения, я делаю все наоборот. Почему ради езды я все ставлю на карту? Почему трасса — стержень моей жизни, а все остальное — дополнения, обвязка?

Я не знаю даже, так ли это на самом деле. Может, я просто убаюкиваю фантазиями свою совесть? Может, однажды ощутив вкус дороги, я не могу уже остановиться? Во мне есть пороки, и они охватили меня, когда я впервые выехал на трассу. Я стал патологическим автомобилистом и сам боюсь себе признаться в своей болезни, в своей ненормальности.

Я не знаю, почему мои отношения с противоположным полом неразрывно связаны с дорогой. Следствие ли это того, что в далеком прошлом мою первую подружку сбил автомобиль? Они все исчезают вскорости, все женщины, в которых я влюбляюсь. Может, та давняя трагедия вовсе не забылась? Она стерлась из памяти, но продолжает управлять моей жизнью. Внутри меня образовался некий штамп катастрофы, трагедии, и обстоятельства складываются в соответствии с этим штампом.

Я до сих пор не знаю, смог ли я тогда обогнать боль Алены. Почему в действительности она исчезла?

Не знаю я и того, что было первопричиной нашего экстремального романа с Ольгой: ее первое sms или же мое ралли между двумя городами.

Я не знаю, с какой целью она послала мне то первое сообщение. Искала ли она родственную душу? Или это была просто игра, обычная шутка, развлечение в перерывах между главной страстью — ездой. Зачем были эти сумасшедшие гонки с противоположных концов Башкирии, а потом любовь в гостиничном номере, а потом смертельный танец на трассе?

Я не знаю, почему окаменело ее лицо при нашей первой встрече. Что такого она увидела во мне? Что такого во мне согнало румянец с ее щек?

Не могу даже представить, почему она пропала. Использовала ли она меня исключительно в качестве средства, а наше соревнование — проверка меня как кандидата? Я уже не знаю, действительно ли я честно выиграл или она мне поддалась. Быть может, получив от меня все желаемое, воплотив с моей помощью все дьявольское, обнажив свои пороки, она просто забыла обо мне. Или ей стыдно, что она открылась настолько? Или не стыдно вовсе, а просто все равно?

Я не знаю, я уже начинаю сомневаться, возможно ли было вообще продолжение наших отношений после того, что мы испытали вместе, когда ее Xsara летела сквозь ночь. Могут ли люди вообще быть вместе, вывернув себя друг перед другом наизнанку?

Я не знаю, зачем в таком случае она пообещала новую встречу. Чтобы не видеть моих слез, моей боли, чтобы избавить себя от ответственности? Ведь она приручила меня, а значит, должна быть в ответе.

Не представляю, зачем писал ее брат во время гонки. Что крылось за его незатейливым, даже скупым посланием, какой омут?

Понятия не имею, Господи, где она сейчас, что с ней.

Я не знаю, черт побери, почему не могу больше ездить. Что так повлияло на меня в той аварии? Какие ассоциации вызвала во мне смятая «Газель»?

Я переродился в ту ночь, когда мы любили друг друга в несущейся на головокружительной скорости машине.

Я — незнакомец сам себе.

Вновь обнаруживаю себя на том же самом месте. Участок дороги между моим городом и кольцом, где не так давно я виражировал на скорости 100 км/ч. Вновь и вновь, ежедневно. Я пытаюсь ехать, проклятье, быть может, это единственное, что у меня осталось — моя машина, моя езда. Я пытаюсь ехать, однако, едва доезжаю до этого рубежа, как мои руки начинают ходить ходуном, и я понимаю, что не могу. Я останавливаюсь на обочине и с тоской смотрю вдаль.

И все-таки мои глаза глядят в ту сторону. Только в ту, ни в какую другую, словно там притаился