Альманах «Подвиг» - Ночные окна. Похищение из сарая Страница 29

— Бижуцкий находится у меня в клинике уже полгода, а все ваши события, насколько мне известно, произошли после пятнадцатого августа, то есть два месяца назад, — сказал я.

— Вот как? — нимало не смутился следователь. — Ну это еще ничего не доказывает. Несчастный Лазарчук предупреждал в кассете, что это существо — Бафомет — чрезвычайно хитрое и изворотливое. Мог что-то придумать, чтобы раздвоиться, создать себе алиби. Ладно, оставим любителя домашних пижам в покое. Перейдем к следующему фигуранту. Тарасевич Евгений Львович, физик-ядерщик, доктор наук, пятьдесят восемь лет. До последнего времени возглавлял одну из секретных лабораторий. Занимались там, между прочим, созданием взрывчатых веществ и оружия нового поколения, я наводил справки. Дьявольски умен. Первый кандидат на роль Бафомега

— Только что у вас эту роль исполнял Бижуцкий, — съязвил я.

Но Волков-Сухоруков пропустил мою шпильку мимо ушей.

— Следующий по списку — Антон Андронович Стоячий, сорок четыре года, бывший диакон, поп-расстрига, теперь не поймешь что, темная личность. Этот явно с мухоморами в голове. Я бы его на всякий случай облачил в смирительную рубашку. Как и первых двух.

— Надо будет выписать целый комплект, — усмехнулся Левонидзе.

— Леонид Маркович Гох, пианист, тридцать девять лет, мировая слава, — продолжил следователь. — А точно ли мировая? Не преувеличивают ли его мастерство? В этом надо разобраться. Ежели он гений, то, несомненно, в башке водятся тараканы, для таких типов совершить преступление — что морковку съесть. Следовало бы держать в изоляции от публики.

— Говорю же, нужен комплект рубашек, — сказал мой помощник.

— У этого тараканы, у того — мухоморы, а что у Гамаюнова? — спросил я.

— Парис-то? Мальчик Юра, двадцати лет от роду. Из бедной семьи, но выбился благодаря своей смазливой морде и фигуре. Сами знаете, кто у него покровитель в Думе. Но пользует его наверняка не только одна Харимади. Один из лидеров ЛДПР тоже. Поскольку наш Парис — бисексуал. От подобной мрази все беды, уверяю вас. Скажу больше, если вы хотите знать мое личное мнение. Я бы всех извращенцев, дегенератов, преступников, а также коммунистов, либералов и подлых интеллектуалов просто собрал бы в одном большом концентрационном лагере, где-нибудь за Полярным кругом. Кайло в руки и руби вечную мерзлоту, ищи кости мамонтов.

— Бомжей тоже? — полюбопытствовал Георгий.

— На одном из первых товарных составах. Ваш Каллистрат — смесь гиены с гремучей змеей. У него даже возраста нет. И прошлого. Все он выдумал. Не подлежит проверке. Чтобы с ним не мучиться, лучше всего было бы отвести его по-тихому в лес, подальше, пристрелить и прикопать землей.

— Так и сделаем, — сказал Левонидзе. Его разбирал смех.

— Олжас и Сатоси, сладкая парочка из МГИМО. По полтиннику на рыло, — продолжил Василий. — Поскольку они подданные других государств, к тому же сопредельных, тут надо быть очень осторожным, чтобы не вызвать международный скандал.

— Давайте перейдем к дамам, — произнес я, предполагая, что в самом скором времени и сам Волков-Сухоруков окажется среди клиентов моей клиники.

— Погодите с дамами. Тут, насколько я знаю, еще есть двое мужчин. Военные.

— Это Топорковы, они временно, — ответил Левонидзе. — Завтра уедут. Если не убьют друг друга.

— Да? Хорошо, — сказал Волков-Сухоруков. «Хорошо», очевидно, относилось к тому, что Топорковы друг друга «убьют». — Дамы у вас тоже все какие-то странные.

— У нас других-то попросту не бывает, — усмехнулся Георгий. — Не держим. Другие в других клиниках.

— Ползункова Алла Борисовна, пятьдесят пять, миллионерша, вдова, одно время подозревалась в заказном убийстве своего мужа…

Словно в ответ на слова следователя, откуда-то из дальних кустов донеслось:

— Кис-кис! Кис-кис!

Мадам продолжала искать свою Принцессу, блуждая по парку, как привидение. Да еще и облаченное в белый плащ с капюшоном.

— Существо просто с картин Босха, — понизил голос Волков-Сухоруков. — Вроде бы божий одуванчик, а во рту — клыки. Васса Железнова прямо-таки. Я бы с ней в разведку не пошел.

— Она бы и не предложила, потому что сама тебя боится, — сказал Левонидзе. — Ну а что думаешь про актрису?

— Старая грымза, хоть и народная. Шестьдесят семь лет, а все молодится. Ну не дура ли? Двенадцать пластических операций, это, знаете ли, чересчур. Лариса Сергеевна Харченко, к вашему сведению, еще сорок лет назад проходила по делу о валютных операциях. Заступился один высокий чин из МВД, ее любовник. Так что кое-какой криминальный опыт у нее есть. У нее отец был знаменитым карманником, только она это тщательно скрывает. Дочка в молодости пошла было по стопам папочки, но потом, резко вильнув хвостом, сделала знаменательную карьеру в кино. Конечно, с ее-то внешними данными! Однако навыки, думаю, остались. Гены, так сказать.

— Ахмеджакова, — коротко бросил Левонидзе.

— Затяжной климакс, — так же кратко, по-военному, отозвался Волков-Сухоруков. — Этим все сказано. Дамочки в таком состоянии готовы броситься во все самое тяжкое, особенно поэтессы. Зара Магометовна — известная всей Москве истеричка, чего говорить. Стерва. Топить надо.

— А Елена Глебовна Стахова?

— Ну, шлюха она и есть шлюха. Правда, с высшим образованием. Плавает в верхах. Царская стерлядь. Носитель такой же секретной информации, как и Тарасевич, только добытой в постельном режиме. По слухам, она имеет тайное досье на многих членов правительства. Дневник с фотками и пленками. Думаю, многим бы хотелось на него взглянуть.

Мы подошли к водоему, в котором отражалась выглянувшая из-за туч луна. Вновь ослепительно сверкнула молния, а через пару секунд, как удар кувалдой по железу, прогремел гром.

— Да, выразительная картинная галерея с портретами, — произнес Левонидзе. — Надо прямо билеты продавать за вход.

— Зоопарк, — поправил его следователь.

Я ждал, когда же наконец-то разразится гроза и на землю из небесных врат обрушатся очистительные потоки воды.

Конечно же, Волков-Сухоруков чересчур сгустил краски в своей «портретной галерее». Ему бы не картины, а фильмы ужасов снимать, наряду с Хичкоком. У каждого из клиентов были, естественно, свои проблемы, но вполне купируемые и разрешимые в рамках психотерапевтических сеансов. Доказательством чему и послужил мой ежевечерний прием, который я проводил, как правило, в библиотеке. Являться на него мог любой, изъявивший желание, а если никто так и не приходил, то все равно мне было чем заняться в обществе Монтеня, Спинозы или Анаксагора. Комната, где находилась библиотека, имела вытянутую прямоугольную форму, одна дверь вела в коридор первого этажа, другая — большая и стеклянная — в парк Обычно пациенты сюда заглядывали просто поболтать, снять напряжение. Но видеокамера фиксировала все, давая мне материал для последующего психоанализа.