Виктор Самир - Тысяча первая ночь и утро следующего дня Страница 3

Да, неплохо было бы сейчас подтянуть сюда несколько подразделений с йеменской границы. Там как раз наступило затишье. А что, если это уловка нападавших, чтобы отвлечь внимание? Эти экстремисты пойдут на всё ради осуществления своих безумных планов. Недавняя бойня в Каире, подробности которой до сих пор смакуют новостные агентства, – лишнее тому подтверждение. Черт знает что там творилось, мистика какая-то…

Генерал понял, что отвлёкся и собрался с мыслями о текущем деле. В его распоряжении было всего лишь несколько дней и ночей. И первая ночь обещала быть длинной. Или всё-таки день? Возможно было и то, и другое – командный пункт располагался глубоко под землей, и ни один звук или луч света не пробивался сюда с поверхности. Но что бы там ни было снаружи, ему пора действовать. И, скорее всего, придется использовать самый действенный метод из его арсенала.

– Вызовите сюда офицера медицинской группы. Найдите диктофон, камеру. Если он заговорит, а в этом я не сомневаюсь, то ни одно слово не должно быть потеряно.

Прибывший медик некоторое время осматривал заключенного и удивленно что-то бормотал себе под нос. Вероятно, его состояние также показалось ему странным. Затем он разрезал ножницами рукав и тут же повернулся к генералу:

– Смотрите, здесь следы от инъекций. Похоже, это объясняет его состояние. Он скорее всего под действием какого-то сильного препарата, подавляющего восприятие. Он нас не слышит и не видит, хотя внешне выглядит вполне адекватно. Впервые такое вижу!

– Как долго это может продлиться?

– Судя по венам, его кололи несколько дней подряд. Нет реакции на звук, свет, болевые раздражители, температура тела понижена, пульс как у покойника. Честно говоря, я не знаю, какая дрянь может вызвать такие симптомы! Нужен анализ крови и стационарное обследование. Боюсь, что в ближайшие часов восемь-десять, а то и больше, он не придёт в себя.

– К сожалению, нам придётся его как-то взбодрить. Вколите ему двойную порцию сыворотки!

– Виноват, генерал, вы имеете в виду ту самую сыворотку? Но… Мы не знаем, чем его уже напичкали и какая может быть реакция! Получится черт знает какой коктейль! С учетом того, что уже есть в его крови, он может этого и не перенести.

– У нас нет времени на анализы. Выполняйте команду!

– Слушаюсь. Но вряд ли от этого будет польза. Если это его и не убьёт, то он, скорее всего, начнёт говорить. Но что при этом будет рассказывать – одному богу известно… Вероятно, это будет полный бред.

Ну что ж, подумал генерал, скоро мы это узнаем. Примерно через десять минут Sodium thiopental начнёт действовать, подавляя в коре головного мозга сложные мыслительные процессы, которые всегда сопутствуют попыткам личности изобрести ложь в сокрытие правды. Так уж устроен человек – когда он врёт, его мозг предельно концентрирует свою деятельность, а изощрённый химический препарат помогает притупить его активность, делая человека более податливым и сговорчивым.

Время томительно тянулось. Прошло пять, десять минут, но никаких заметных перемен в состоянии незнакомца не было видно. Медик нервничал, подключенный прибор выдавал строгие пики импульсов, не то сердцебиение, не то давление. Рашид терпеливо ждал привычного результата. Обычно уже на седьмой минуте под действием сыворотки люди готовы были выложить все свои самые сокровенные тайны.

Внезапно прибор запищал, импульсы на экране стали реже, стремясь к линии; медик растерянно и беспомощно смотрел на цифры:

– Температура тела падает! Это невозможно! Он уже должен быть мёртв!

Когда линия стала совсем прямой, генерал запрокинул голову заключенного и посмотрел ему в глаза. Они медленно угасали. Даже без прибора рука ощутила холод остывающего тела. Рашиду не раз приходилось видеть смерть, но сейчас ему стало как-то не по себе. Это было несколько иначе, чем на поле боя. Генерал понял, что его так поразило – на лице незнакомца не было ни тени боли или страданий, столь свойственных насильственному прерыванию жизни. Не было также и удивления, которое часто испытывают люди в последние секунды перед смертью. Удивления от того, что это происходит именно с тобой. Вот ты ещё жив, а на следующем вздохе – уже мёртв. И глаза становятся пустыми… А здесь человек просто уходил, без надрыва и потрясений – так, как будто он был запрограммирован на этот день и на это время, и заранее ко всему был готов.

– Его ещё можно спасти, – медик ожидал команды, – нужна срочная реанимация. Если нам повезёт и мозг ещё не повреждён, то через несколько дней мы сможем продолжить.

– Через несколько дней будет поздно. Да и не вижу никакой разницы, что живой, что мертвый, он всё равно молчит. Уберите с него провода. Вы свободны.

Они остались в комнате одни. Точнее сказать, он остался один, потому как незнакомца уже нельзя было назвать человеком в духовном смысле этого слова; сознание окончательно покинул его тело и теперь оно мешком висело на стуле.

Рашид ещё раз подошел и посмотрел ему в глаза. В них не было видно ни малейшего проблеска мысли. «Безнадежно…» – с сожалением покачал он головой. Единственный живой свидетель вскоре покинет этот мир. Они снимут с трупа отпечатки пальцев и тайно похоронят его в пустыне. Значит, на то была воля Всевышнего. Генерал подошел к столу и нерешительно взялся за трубку телефона. Придётся сообщить о своей неудаче. Он не торопился набирать номер. Надо было найти правильные слова и предложить какое-то решение проблемы. Но, как назло, никаких дельных мыслей не приходило ему в голову. Только вопросы, вопросы без ответов вставали перед ним в бесконечный ряд.

Прошло ещё несколько минут тишины и одиночества. Как вдруг он почувствовал на себе взгляд. Именно почувствовал, что он уже здесь не один. Генерал медленно повернулся. Сомнений быть не могло – незнакомец смотрел ему прямо в глаза, и взгляд этот был хотя ещё и не живой, но в нём уже виднелась какая-то просьба и искорка жизни. А затем его пересохшие губы попытались что-то сказать…

Генерал быстро пододвинул микрофон, включил запись и наклонился поближе, чтобы услышать первые слова незнакомца:

– Воды… Воды… Дайте мне воды…

Караван

Звон на верблюдах, ровный, полусонный,

3вон бубенцов подобен роднику:

Течет, течет струёю отдаленной,

Баюкая дорожную тоску.

Давно затих базар неугомонный.

Луна меж пальм сияет по песку.

Под этот звон, глухой и однотонный,

Вожак прилег на жесткую луку.

Вот потянуло ветром, и свежее

Вздохнула ночь… Как сладко спать в седле,

Склонясь лицом к верблюжьей теплой шее!

(И. А. Бунин, «Караван»)

Воды… Воды… Как хорошо было бы сейчас испить глоток прохладной свежей воды! Горячий ветер, как из огненной печи, обдавал путников густыми волнами зноя. Его редкие порывы не приносили никакой прохлады и, как кипящее масло, обжигали горло жарким дыханием пустыни. Раскалённый песок, казалось, плавился под ногами, и страшно было оставаться на одном месте. Стоило только остановиться, замедлить шаг – и тут же пески грозили расступиться и обнажить дно огромной, пылающей жаровни. Всё вокруг потеряло влагу и превратилось в камень; даже сами камни были высушены так, что уменьшились в размерах. Под яркими лучами солнца предметы потеряли свой истинный цвет, став либо тенью, либо светом. Время повисло в воздухе, день казался нестерпимо бесконечным. Мутные воды Нила, вязкий берег и пальмовые рощи остались далеко позади, и не было никакого спасения от палящего солнца в зените…

Нагруженный караван медленно продвигался всё дальше и дальше от реки; уставшие верблюды с трудом передвигали ноги. Погонщики, закутанные в длинные покрывала, проклинали долгий путь и жару. И зачем только понадобилось их правителю, властному халифу Аль-Мамуну, сыну Гаруна Аль-Рашида, собирать столько людей и гнать их на самый край пустыни? Мало ему своих дел в Багдаде…

Три дня назад, в месяц Мухаррам 217 года Хиджры,1 караван покинул Александрию. Более ста человек погрузились на лодки и отправились вверх по реке. Подданные тихо роптали, но, зная суровый нрав халифа, боялись высказать даже малейшее недовольство. Только что вернувшись с изнурительного военного похода, они надеялись получить отдых и покой в Александрии. Позади были суровые схватки и бессонные ночи в незнакомой для них стране, где всё было так странно и необычно. Повстанцы сражались отчаянно, и даже их отрубленные головы, казалось, продолжали слать им проклятия. Но после устрашающих казней, когда десятки отрубленных голов катапультами забросили в море, порядок был восстановлен, и уже не нашлось желающих выступать против власти Повелителя правоверных. Уставшая от сражений гвардия мечтала о нескольких днях ленивой, беззаботной жизни в казармах на побережье. Но отдых был скоротечным.