Юрий Корольков - В катакомбах Одессы Страница 3

Что касается Яши, то он воспринял все по-своему и не мог сразу прийти в себя. Хорошо, что ни брат, ни Сашка ничего не заметили.

— Идемте сюда, — повторил он, лишь бы только что-то сказать.

Тамара коротко бросила мальчику:

— Коля, подожди здесь, — и исчезла за покосившейся фанерной дверью.

Яков привел Тамару в кладовку, заваленную металлической рухлядью. Отсюда черный ход вел но двор.

— Что нового? — понизив голос, спросила Тамара.

— Нового?.. Румыны злющие ходят, после того как наши под откос их эшелон пустили. Опять заложников стали брать. Комендант приказал все выходы из катакомб на учет взять. Кто не донесет о входах — расстрел. Я этот приказ в первый же день достал, клей застыть не успел… Передайте его Бадаеву.

Яков порылся в углу, вытащил из отрою кофейника листок, свернутый в трубочку, и отдал Тамаре.

— Я его уже сколько держу, мы думали всех вас румыны в катакомбах замуровали. А вы…

— Что еще? — перебила Тамара.

— Еще у еврейского кладбища зенитки поставили. Шесть штук, среднего калибра… Точно не знаю, нельзя подойти. Потом на Садовой в доме номер один штаб какой-то военный. Все время легковые машины стоят… Потом еще у спирто-водочного завода в начале сквера румыны большой склад горючего сделали. Не меньше тысячи тонн будет, и все возят в железных бочках… Запомнишь или записать?

— Запомню, запомню… Все? — Тамара снова заулыбалась: подросток, стоявший перед ней, — он даже в кубанке был на голову ниже ее, — говорил как заправский разведчик.

— Пока все. Главное насчет склада. Его знаешь как можно шарахнуть!

— Хорошо, все передам. Теперь слушай, — Тамара совсем понизила голос, — Бадаев приказал связаться с Крымовым, есть задание для вашей группы. Найдешь его через сапожника на Военном спуске, дом три. Запомни пароль… — И дважды заставила Якова повторить пароль, он даже немного обиделся — что он, беспамятливый?..

Простились они, как старые друзья. Тамара с Колей ушли из мастерской, а Яков, взволнованный встречей, сначала заговорил с друзьями о посторонних делах — надо бы до закрытия утюг починить, надо, наконец, дверь поправить… Но ему не терпелось поделиться своей радостью.

— Все передал, — радостно воскликнул он. — Товарищу Бадаеву в собственные руки велел отдать… Не забыла б чего!.. А Тамара, видно, опытная. Гляди, как придумала, — сперва свой примус принесла, потом про новый спросила.

В слесарной мастерской стало совсем темно — темнело рано, особенно в пасмурную погоду.

— Ладно, кончай базар, — сказал Алексей, — на сегодня хватит. Закрывай лавочку…

Саша Чиков запер наружную дверь, закрыл оконце фанерными щитами, включил электричество. Яков достал газету, которую второпях сунул за верстак.

— Так вот что, — наставительно сказал Алексей брату, — такие вещи сюда не таскай, завалишь и себя и других.

— А ты уже испугался! — задиристо возразил Яков.

— Испугался не испугался, делай как сказано. Я отвечаю за мастерскую. Иначе Петру Ивановичу расскажу.

— Ладно, уберу, — примирительно ответил Яков. — Но вы только послушайте, вот были ребята!..

Несколько дней назад Яков шел по Халтуринской улице мимо музея. Румынские солдаты очищали какое-то помещение и выбрасывали прямо на тротуар кипы старых газет, книг, журналов, какие-то папки, завязанные тесемками. Все это сваливали на грузовик и увозили. Яков постоял, поглядел, подтолкнул носком сапога раскрытую папку, из нее выпала газета, отпечатанная на серой оберточной бумаге. Яков поднял ее. «Коммунист», — прочитал он. — Орган подпольного Одесского губкома Российской Коммунистической партии большевиков. Сентябрь 1920 года».

Сначала Яков даже не сообразил, — первое, что пришло в голову: «Когда это наши успели выпустить подпольную газету?» Он торопливо сунул ее в карман и медленно пошел вниз к спуску. Потом догадался — так ведь это ж газета того подполья, с гражданской войны…

В мастерскую ворвался бомбой.

— Ребята, подпольная газета, глядите!.. Орган подпольного обкома партии…

Алексей, Саша Чиков, Алеша Хорошенко обступили Якова, потянулись к газете, а он торжествующе глядел на ребят, довольный, что они попались на его розыгрыш.

— Слушай, Гордиенко, — сказал Алеша, когда обман раскрылся, — за это можно и по шее схлопотать… Чего врешь!

— Вот и не вру. Все равно газета подпольная — читай, что здесь написано. Про комсомольцев, которых судили. Семнадцать ребят, они, как и мы, в подполье работали.

Вспыхнувший спор оборвался. Заперев дверь в мастерскую, ребята ушли в кладовую и принялись читать газету двадцатилетней давности. Читали, пока кто-то не постучал в дверь. Газету спрятали. Пришел Бойко, «хозяин» мастерской, оставленный для подпольной работы в городе.

— Что, орлы, заперлись? Румын боитесь?

Он был немного под хмельком. Яков не утерпел и рассказал о своей находке. Бойко насупился.

— Вы мне такую литературу сюда не таскайте. По глупости и провалиться можно. Прочитайте и выбросьте.

Но Яков не выкинул газету, уж слишком полюбились ему комсомольцы, которые жили и умерли за пять лет до того, как родился он и его товарищи. И потом в свободные и спокойные минуты Яков не раз доставал газету, вновь и вновь перечитывал ее, надеясь найти для себя между строк что-то важное и значимое. И в тот сумрачный вечер, когда ребята, заперев мастерскую, остались одни, Яков сел на верстак, зябко застегнул бушлат и начал читать сообщение, обведенное траурной рамкой:

«Светлой памяти замученных товарищей.

Мы привыкли ко многому. В истории революционного движения было много чудовищных процессов, но такого кошмарного и нелепого суда еще не было. Все осужденные на смерть или каторгу относились к революционно настроенной или примыкавшей к ней молодежи.

Эти молодые люди, полные революционного энтузиазма, оставили нам свои письма, написанные в застенках после страшных мучений и пыток. Письма сами говорят за себя.

Они умерли, как молодые герои. Накануне казни охранявшая их стража принесла им вина. Они выпили за победу революции. Караул, который должен был вести их на расстрел, отказался стрелять в них, но и тюрьма отказалась принять их. Казнь в ту ночь не состоялась. Ночь они провели в полицейском участке, поддерживая и ободряя друг друга, твердо уверенные, что смерть их не останется неотмщенной.

Дорогие товарищи! Вы умерли с честью. Мы, оставшиеся в живых, знаем об этом. Дело, за которое вы погибли, не умрет. На смену вам идут многие, многие десятки и сотни неустрашимых революционных борцов.