Станислав Струмп-Войткевич - Агент № 1 Страница 30

Митрополит Дамаскинос, гигант двухметрового роста, уже давно завоевал всеобщее уважение. Он выступал против греческой королевской династии и против довоенного фашистского диктатора Метаксаса, в результате чего ему пришлось эмигрировать. На родину он вернулся только после того, как итальянцы развязали албанскую войну, и с того времени поддерживал в греческом народе дух сопротивления и борьбы.

Как правило, в окружении Дамаскиноса и с его ведома скрывались оставленные англичанами агенты. Георгий подозревал, что именно там и нашел себе приют таинственный Чарли вместе с запасами «черепах», «кардифа», «мыла», динамита и грозных «фасолин».

Все эти средства необходимо было «обкатать». Первым экзамену был подвергнут «кардиф». Рекомендованный директором Папазоглу юноша, член одной из спортивных команд, без особого труда подбросил кусок «угля» в тендер поезда, идущего в западном направлении. На этой чисто туристской линии, называемой Пелопоннесской железной дорогой, царили патриархальные порядки, ничем не отличающиеся от довоенных. Поэтому никто не обратил внимания на снующих подле паровоза молодых людей. Агент № 1 решил ехать этим же поездом, чтобы лично убедиться в действии «карвуны», но далеко он не заехал. Не успели еще выбраться за городскую черту, как поезд остановился и у паровоза раздались испуганные крики, моментально собравшие целую толпу зевак. Вместе с заинтригованными пассажирами инженер подошел к паровозу. Там что-то выкрикивал взбудораженный машинист. Сквозь копоть на лице можно было заметить, как он побледнел от страха.

— Смерти нашей хотят! — кричал он. — Я ведь давно говорил, что топка никуда не годится, что каждый день может случиться несчастье… Но они ведь глухие и слепые… Им бы только выжать все из машины… Конец рейсу!

Не подвел и кусок «сапуны», или — иначе — «мыла». Его подбросили в паровой котел, обслуживающий местный санаторий. Как и обещал каирский специалист, в первую очередь вылетели из своих гнезд манометры, а потом все здание заполнилось паром. Центральное отопление и прачечная перестали работать, немецким гостям пришлось выехать в другое место. Инженер решил, что оба испытания прошли удачно.

Георгий уже не сомневался в действенности остальных средств, откладывая проверку «хелоны» и «фасоли» для более тщательно подобранных объектов. Каждая из «черепах» должна была потопить судно или военный корабль, каждое зернышко «фасоли» было предназначено для уничтожения авиационного мотора. Однако пробраться самому или направить кого-либо из надежных людей на военно-морскую базу или на авиазавод в Новом Фалироне было делом нелегким и требовало времени и хлопот. И тут без каких-либо препятствий удалось снабдить кусками «кардифа» пару ребят из руководимой Папазоглу футбольной команды, носящей название «Эндека» — «Одиннадцать», которая ездила на матчи с немцами на военно-морскую базу в Саламине. Вратарь команды ухитрился провезти «уголь» внутри запасного мяча; уже на базе куски «кардифа» были брошены на наполненную углем баржу. Теперь только оставалось ждать, какому же из судов предстоит проглотить адскую штучку. Видимо, баржа снабжала углем стоящий поблизости тральщик «Фон Крамп» или пароход, курсирующий между заливом Элефсис и Критом, куда он перевозил немецких парашютистов.

Одним из первых заданий было подробное обозначение огневых позиций немецких противовоздушных артиллерийских батарей вокруг Афин, в порту Пирее, в окрестностях Марафона и на острове Саламин. Задание не относилось к числу трудных. Любой греческий мальчишка с радостью сообщал о замеченных им позициях будь то за стеною Фемистокла или на востоке — среди могил англо-французского кладбища 1854—1856 годов, или же в центре полуострова — подле морского семафора и на прилегающем взгорье. Так же без особого труда Георгий мог передавать сведения о стоянках военных кораблей в Коринфском заливе и в заливе Элефсис, а также дислокацию угольных складов или срочно отстроенных немцами бензо- и нефтехранилищ. Удалось наладить постоянное наблюдение и за аэродромами.

Центр «004» жадно впитывал все эти донесения. Однажды Георгий, в свою очередь, спросил о своих соотечественниках в Тобруке. Ему ответили, что держатся они там великолепно, но зато уже погиб миноносец «Латона» и линкор «Бархэм», на которых «карпатцы» проделали свой рейс. Вообще, война на море к осени 1941 года особенно обострилась, в Александрии все чаще и чаще прибывали поврежденные корабли, а о некоторых в Афинах говорили как о вовсе потопленных. Коммуникациям между Мальтой и Александрией угрожала серьезная опасность, а ведь именно от них зависело военное положение на Востоке.

В сборе разведданных большую помощь оказывали разведчики-любители. Прекрасной разведчицей оказалась красивая и смелая девушка Мароззия. Ее обвиняли в том, что она таскается с немцами, танцует с ними, ее пытались уговаривать, стыдили. Но на все упреки Мароззия отвечала моралистам, что ей нравится… военная форма. Особенно ее интриговала форма «кригсмарине», поэтому она знала почти вся и все о передвижениях немецких военных кораблей. Получив какой-нибудь подарок, она устраивала своему очередному поклоннику форменные скандалы, кричала, что покончит с собой, а немец, пораженный и польщенный этими приступами внезапной любви, смущенно повторял свое «Befehl ist Befehl»[5] и в качестве утешения рекомендовал огорченную девушку своим остающимся в Греции Друзьям. Но Мароззия была безутешной, она хотела знать все о судьбе своего любимого, писала ему письма, расспрашивала немецких моряков, не погиб ли ее милый, куда он отплыл и когда возвратится. Словом, это была самая настоящая актриса, и она играла свою роль великолепно. Подозрений она не вызывала потому, что даже самые ловкие и проницательные наблюдатели немецкой контрразведки не могли обнаружить контактов девушки с кем-либо из подозрительных лиц. Казалось, что вся ее жизнь полностью состоит из танцев, любви и отсыпаний после бурно проведенных ночей, а также из добросовестнейшего изучения немецкого языка.

Когда возникала необходимость срочно передать важное известие, Мароззия ставила на окно вазон с цветами, что являлось сигналом для связного-студента, который приостанавливался перед окошком одноэтажного домика, выслушивал донесение и повторял его еще раз про себя, чтобы лучше запомнить, а потом бежал в свою «нору», откуда это известие уже поступало к агенту № 1. Мароззия избегала ведения каких-либо записей, и поэтому ее подлинная роль долго оставалась нераскрытой немецкой контрразведкой…

Постепенно начали переходить ко все более рискованным предприятиям. Сам Георгий Иванов, а иногда и некоторые из его помощников, для того чтобы получить свободу передвижения, начали пользоваться итальянской и немецкой военными формами, по секрету одалживаемыми в химчистках, принимающих одежду у оккупантов. Довольно скоро было налажено и производство специальных военных документов, причем таких, которые не вызывали подозрений со стороны гестапо или жандармерии.