Владимир Рыбин - Искатель. 1975. Выпуск №6 Страница 30

— Что за привычка укоренилась в нашей жизни! — раздражаясь сказал Игорь Васильевич. — Все толкуется, как говорит наш брат юрист, расширительно! Андрей Илларионович, я лишь одно хочу сказать… Нет, нет, я просто утверждаю: существуют в нашей жизни человеки, не совершившие преступления только из страха расплаты. Это плохо. Я не боюсь явных преступников. Их мы поборем! А вот как распознать человечишку с ограниченной совестью? Такого, в котором с детства не воспитали неприятия зла. Который соблюдает законы не по внутреннему убеждению, а только из-за страха перед наказанием! Надо стремиться не только к тому, чтобы не было преступлений, но и к тому, чтобы у людей не появлялось даже мысли о них!

Ну что вы на меня так смотрите? Я кажусь вам скептиком? Наверное, даже мизантропом? Нет, дружочек. — Корнилов досадливо махнул рукой. — Ваш лексикон! Я ведь имею в виду лишь некоторых. Но то, что их мало, — плохое утешение.

Он замолчал. Закурил сигарету. Молчал и Грановский, зажав в зубах давно потухшую трубку.

— Это страшно. То, о чем вы сейчас говорили, — задумчиво сказал наконец режиссер. — Но я чувствую, что вы правы. Среди честных, великодушных, чистых душой живут и подлецы… — Нет, не о подлецах я, — перебил Корнилов.

— Да, да. Я понимаю. Вы говорите о людях, которые способны совершать подлости. Это не одно и то же. Да. Но от того, что именно они рядом, особенно страшно. — Они помолчали.

— Андрей Илларионович, — лениво-ласково сказал Корнилов. — А ведь ваш Боря Стрельников никогда не сыграет бандита Варежку.

— Что? — удивился Грановский. — Не сыграет? — повторил он недовольно. — Почему это не сыграет?

— Он человек, видать, очень чистый. Наивный чуть-чуть. Он просто характер этого персонажа не поймет.

— Но ведь он актер! — ухмыльнулся Грановский.

— Вы упрощенно мыслите, дружочек. Для того чтобы сыграть леди Макбет, совсем не надо быть чудовищем.

— Но Стрельников все-таки не сыграет. Хорошо не сыграет. Он еще слишком молод и неопытен, чтобы понять характер Варежки, а чтобы интуитивно почувствовать, у него консистенция другая. А про леди Макбет — это вы зря…

Грановский стал сердито раскуривать трубку. Спички у него ломались, и он ожесточенно бросал их на пушистый ковер. Раскурив наконец, режиссер ворчливо сказал:

— Ну и подсунули мне консультанта. Не приведи господи. Спектакль сорвет. — Он налил в свою рюмку коньяк, о котором за разговором совсем забыл, и подмигнул Корнилову. — Ну уж дудки. Я из Бори сделаю этого бандюгу. — Грановский выпил и тихо добавил: — А потом посмотрим…

Когда Игорь Васильевич уходил, Грановский задержал его руку в своей и спросил, строго глядя Корнилову в глаза:

— Ну, а какой же выход, дружочек? Где ключик, которым открыть заветный ларец?

— Этот ключик — дети, — сказал Корнилов. — Надо с раннего детства воспитывать в человеке отвращение к разной мерзости. А вы разве с этим не согласны?

Когда Корнилов ушел, Грановский долго ходил по кабинету, попыхивая трубкой. «Хм, как это я так легко согласился с этим ершистым подполковником? — думал он. — Странный человек. Ему уже под пятьдесят, наверное, а какой задор! Мыслит он интересно, но спорно, спорно… Целая философская система. Нет, нет. Уж, во всяком случае, его утверждение, что не совершивший преступление, но способный его совершить опаснее, чем настоящий преступник… Нет, дружочек! — И вдруг почему-то подумал о своем бывшем приятеле Пастухове…

— Тьфу, черт! — выругался Андрей Илларионович. — Так можно далеко зайти!»

17

— Послушай, Игорь Васильевич, ну что ты маешься? — спросил Белянчиков, глядя в упор на Корнилова своими карими немигающими глазами. Разговаривали они в кабинете Корнилова после того, как из Луги позвонил Шакутин и сообщил, что следователь дело об убийстве Алексеева и самоубийстве лесника Зотова собирается закрывать.

— А мне непонятно, Юра, почему ты не маешься, — ответил Корнилов. Он встал, прошелся по кабинету, глядя себе под ноги, хмурый, сутулый больше, чем всегда, словно его придавила эта история на станции Мшинской.

Юрий Евгеньевич молчал, сосредоточенно барабаня пальцами по столу. Он в общем-то чувствовал, почему мается шеф. Слава богу, за четырнадцать лет он изучил его характер! Но ему было досадно, что Игорь Васильевич не может успокоиться из-за этого дела. Уж здесь-то все точки расставлены… Художника Тельмана Алексеева убил его родной отец, старик Зотов. Зачем? Кто теперь сможет ответить на этот праздный вопрос? Нет, не праздный, конечно… Но ответить-то на него некому! Отец убил сына и повесился сам. Страшно. Господи, каких только не бывает на свете трагедий! Но они-то, они, работники розыска, что еще могут сделать? Заняться поисками мотивов? Ах-ах, мы не простые сыщики, мы глубокие психологи. Смотрите, мы не только нашли преступника, но докопались еще, почему он стал убийцей, да еще и сам повесился! Мы и до этого докопались. Месяц потратили, но докопались. А кто будет в это время Витю Паршина по кличке Кочан искать? Взломщика и бандита? А участников ограбления в Приморском парке?

— Ты, Игорь Васильевич, лучше меня знаешь, что мы сделали все, что положено по закону нам сделать, — твердо сказал Белянчиков. — Был бы Зотов жив, суд выяснил бы мотивы убийства. А так… Следователь дело прекращает. Они там тоже не мальчики, опыт имеют.

— Имеют, имеют, — пробормотал Корнилов, вспомнив молоденького следователя прокуратуры Каликова. Он подошел к Белянчикову и спросил: — А ты можешь мне ответить, кто шел вместе с художником со станции? Кто топтался возле его тела? И почему этот кто-то не попытался оказать ему помощь? Ведь Алексеев не сразу умер! Участковый-то видел следы?! Почему лесник, застрелив сына, спрятал карабин и спокойно жил-поживал целых два дня, а только потом сунул голову в петлю?

— У тебя есть сомнения в том, что Алексеева убил отец? — с вызовом спросил Юрий Евгеньевич.

— У меня нет твердой уверенности в этом. Но я допускаю, что стрелял лесник Зотов.

— Значит, убийца известен, он сам себя наказал. Соучастников у него не было… Или ты считаешь, что были?

— Этого я не знаю, — сказал Игорь Васильевич.

— Даже если ты ответишь на все свои вопросы, ничего не изменится! Убийцей как был лесник, так он и останется, сообщников ты не выявишь — их нет. Во имя чего же затевать новые поиски? Виновный на свободе не гуляет.

— Истина гуляет где-то, — устало сказал Игорь Васильевич. — Сухой ты человек, Белянчиков.

— Ну-ну, — обиженно протянул Юрий Евгеньевич и встал. — Я, пожалуй, пойду. Нам с Семеном Бугаевым надо на Острова ехать. Там третье ограбление подряд. Что-то райотдел медленно раскачивается.