Бимен - Алексей Бартенев Страница 30

— А гурманы любят в картинные галереи ходить. Они стоят там, напротив произведений искусства, и музыку слушают. Потому, что зрительному образу должно соответствовать музыкальное сопровождение.

— Ну я вижу фантазия у тебя, как и чувство юмора нормально работает. А теперь, скажи мне, что произойдет, если мы хорошую духовную пищу будем не спеша заменять на сублимированный продукт, внешне похожий, но не несущий в себе никакой эстетической ценности. К чему это приведет, как думаешь?

— Скорее всего к деградации духовноварительных органов, и появлению злокачественных образований, разрушающих организм изнутри.

— Да, наверное так. И вдумайся: людей то способных производить что-то по-настоящему духовное немного, а всевозможных мест, где предлагают вкусно поесть, множество. Это что, они все сублиматом торгуют? Получается они убивают все хорошее, своей гадостью? Вытесняют, заменяют. А со временем все привыкнут, жрать неизвестно что, и что тогда?

— О, Бартеломью, куда вас занесло… Вы еще скажите, что со временем, человечество научится обходиться без этого, и потом оно как рудимент отомрет окончательно. И в школе, на уроках истории, дети будут изучать, что когда-то давным-давно люди не могли обходиться без духовной пищи.

— Нет, я конечно же утрирую, но мне приятно, что ты правильно разглядел направление моих мыслей, — он накрыл сковороду крышкой. — Я предлагаю выпить по пятьдесят грамм, для аппетита. Так сказать познакомиться с аперитивом. Ты же на ночь остаешься? Или я что-то неправильно понял?

— Вы обладаете поразительной проницательностью, Бартеломью. Но я не любитель напиваться, поэтому согласен только на аперитив.

— Вот и правильно, Мой напиток уникален, и всем подряд я его не предлагаю.

На столе появилась бутылка с красно-оранжевым содержимым. Содержимого было примерно половина от всей емкости посуды. Затем из буфета две маленькие стопочки переметнулись, и оказались рядом с бутылкой. Наливал Бартеломью бережно, если не сказать нежно. Получилось совсем по чуть-чуть. Почти по нескольку капель. Он протянул гостю его порцию, со словами:

— Ты не думай, я не жадничаю, просто ее надо пить микродозами, чтобы она растворялась на языке. Ну! — он поднял стопочку над головой. — Со свиданьем! — и резко опрокинув содержимое в рот, зачмокал губами, и кряхтя проглатывая. Потом шумно выдохнул, и удивленно заморгал, глядя на Бимена. — Не отравленная, пей!

Только спустя секунду, или две, после того как сделал глотательное движение, пчеловод почувствовал жжение во рту и горле. Горячая волна текла в желудок, согревая при этом грудь, и выступая капельками пота на лбу. Старик счастливо улыбался, глядя, как гость краснеет на глазах.

— Ты дыши, дыши! Это перцовка. Настоящая! Месяц настаивал, еле вытерпел. Зато теперь и угостить кого не стыдно.

Пока жарились грибы, аперитивов успело случиться три. А когда сковорода, со снятой крышкой стояла на старой разделочной доске, и от нее к потолку поднимался клубившийся пар, аппетит у наших героев разыгрался настолько, что они забыв помыть руки, похватали вилки, и с жадностью закидывали себе в рты горячие грибочки. Стараясь выбирать те, что помельче, Бимен наслаждался приемом пищи.

Каждый рецептор, каждое нервное окончание посылало в мозг сигналы ликования. Он мычал от удовольствия и закатывал глаза, чем веселил гордого кулинара. Съесть они вдвоем смогли только половину пожаренного. Хотелось продолжать, но емкость желудков, к сожалению обоих, была ограничена. Поэтому, выпив по стакану компота, сваренного накануне, они тяжело встав с табуреток, отправились во двор, где в прохладе вечера можно было насладиться неторопливой беседой.

— Аля… — начал рассказ Бартеломью, задумчиво запрокинув голову, и посмотрев в небо. — Наша девочка! Мы любили ее. Семи конечно не так как все остальные, потому что, чуть ли не с первых дней ходил перед ней грудь колесом. А она поначалу выхолащивала его, вроде как не показывала своих чувств. Но со стороны-то все видно, от меня такое не утаишь. Я с ними больше всех времени проводил. Ну, а потом, она все-таки позволила ему за собой ухаживать.

Кавалер то наш, я думал что с ума сойдет от счастья! Да ее нельзя было не любить. Столько в ней жизненной силы, женской красоты было. Знаешь, как в мультиках, весну рисуют, типа, она идет, а вокруг расцветает все, оживает. Даже и представить было сложно, что с ней может что-то случиться.

Не в силах совладать со своими чувствами, я, выписавшись из больницы, подготовился, и начал поиски Али. Понимая, что если ее не нашли по горячим следам, то скорее всего поиски пройдут несколько дальше, от предполагаемого радиуса поиска. Но и ошибиться я не мог себе позволить, и начал именно с места нашей последней встречи. Вечерами я подготавливал карты с маршрутами, а с рассветом отправлялся в экспедицию. Хуже всего приходилось зимой, когда день световой короткий.

Родители поначалу относились к моему увлечению с пониманием, а потом, конечно, начали, потихоньку на меня воздействовать, направляя в нужном, как они считали, направлении. Сын то их получается дармоедом растет, путешествует себе по родному краю, ищет чего-то, а на работу даже и не думает устраиваться. Никого не слушая, я стал одержим своей идеей.

Сейчас то, я понимаю, что вел себя легкомысленно и эгоистично, но в тот момент, иного выхода для меня не было. Года через два, когда, я добрался уже почти до соседнего города, и уже начинал терять надежду, в одном селе, которое попалось на моем пути, разговаривая с одним из жителей, я услышал историю, о том, что давно нашли девушку.

Она совсем из сил выбилась, и уже не шла, а ползла, по пути поедая, все что попадется, чтобы не умереть с голоду. Примерно прикинув, время, когда она была обнаружена, я понял, что у меня появилась реальная зацепка. Добавляло уверенности, что это именно Аля тот факт, что найденная девушка была, как бы это помягче выразиться, «не в себе». Именно по этой причине, ее отправили в лечебницу для душевнобольных.

И если бы я не поехал туда, чтобы увидеть ее, она до сих пор, была бы там, жива и здорова. Но я все испортил.

Кое-как договорившись с санитарами, я под видом ее родственника, проник на территорию, и увидел ее. Почти ничуть не изменившаяся, теперь короткостриженая и изрядно похудевшая, но это была именно она. Та которую я искал все это время. Не удержавшись, сквозь проступившие слезы я крикнул: «Аля! Это я! Обернись».

И она обернулась, и, я готов поклясться, узнала меня, но психика, и без того пострадавшая очень сильно, не выдержала, и она рухнула как подкошенная. Началась страшная суета, меня выгнали, я оправдывался, как мог, но меня не слушали. А ее увезли в больницу на реанимационном автомобиле. Собственно говоря, там она сейчас и находится. Примерно раз в месяц я