Юрий Красуля - Реклама артефактов! Страница 31

Валера пришел минут через пять, протянул мою сумочку, и говорит, поиспытывал вокруг башни статуэточным лозоходством. Подрагивало все внутри.

Интересно, без человека, твои статуэтки тоже дрожат?

Да, говорю. Так что эти мои вещи не совсем для лозоходства. Но эффекты есть.

Взял сумочку и пошел в сторону башни.

Дрожь появилась вначале у меня, а только потом у статуэток. Иду, для спокойствия души, с верой в защитные силы, читаю арабские молитвы.

Обошел деревья с противоположной стороны от башни. Прошелся недалеко от центра развалин. Прибор разошелся не на шутку, дребезжал, вибрировал с разной частотой, слегка постукивал.

И, вдруг ветерок прекратился. На мгновение все замерло, и, опять ожило и зашелестело. Но я успел ухватить в то мгновение остановки маленькую подсказку.

С некоторым облегчением отошел от развалин к машинам. Стал интересоваться у Валеры, насколько серьезный клад он там ожидает достать, что готов исхитриться и копать в реально жутком месте.

Тот ответил, что ожидания, судя по архивам, очень серьезные.

Тогда, говорю, перед тем, как районе башни, начнешь копать, установи там палатку за месяц до начала работ, притом, с закрытыми окнами, без щелочек. От деревьев не должно быть видны раскопки. Хотя, можно попробовать в густой туман.

Там, что же, сидит какая то нечисть? Спрашивает он. Может привезти священника, чтобы поокроплял святой водой. И, даже если в них души замученных крестьян, это должно принести пользу.

Попробовать стоит. Но все равно раскопки должны быть скрыты от наблюдения с тех деревьев.

Так, может, срубить их или спалить, тогда и не будет проблем.

Здесь я не советчик, но могу сказать, что мой знакомый колдун, при спиле дерева на участке всегда совершает ритуал переноса духа старого дерева в молодое. Тогда, он говорит нет проблем.

Ну, а тут непростые деревья. Хочешь – не хочешь, а в мистику происходящего можно поверить. Как тут преодолеть проблемы, мне не ведомо.

Парни со второй машины вернулись после обеда. До их прихода мы с Валерой молча пили чай из термоса и созерцали грозные деревья. В душе ощущение жути стало проходить и появилось другое, похожее на грусть от потери в странной смеси с опьяняющей поэтической эйфорией.

Миссия моя была выполнена, но на денек решил задержаться – вернуться к площадке исполнения желаний.

На рассвете я уже был на площадке. Не спеша истаптывал всю в поисках необычных ощущений. Прибор не подавал никаких сигналов.

Для эксперимента сделал простые оздоровительные упражнения. Но настороженно прислушивался к своему состоянию, чем черт не шутит, а место может сыграть какую-то шутку.

Но, кроме ощущения легкой эйфории, или мягкого прилива удовольствия и сил, внимательным внутренним взором, ничего необычного обнаружено не было.

Необычное было поблизости. То, возле площадки, которое, судя по прибору выдавало какую-то энергию прерывисто.

Я с артефактами и статуэтками чего только не делал. Ходил по кругу, удерживая мои датчики у земли и над головой, добавил медленные и быстрые обходы по эллипсу. Пробегал и сверхмедленно с замираниями проплывал. Обнимал дерево, залазил на высоту, насколько получалось.

Были вздрагивания прибора, изредка, притом с разной силой. Но найти что либо общее между ними, чтобы можно было повторить и использовать, у меня не получалось. Дерево как будто игралось со мной, притом именно баловалось.

Тогда я уселся на раскладной стульчик метрах в десяти от дерева и стал созерцать с надеждой уловить какой то особый дух или настрой.

Не было веселой балованной улыбки. Было периодически тяжелый взгляд на короткое время и довольное прикрытие век. Точнее уже через пару минут наблюдения за деревом, у меня появилось ощущение именно такого образа.

Прибор срабатывал в тот момент, когда появлялось чувство, что приоткрывались веки.

По приезду домой, я распечатал фотографии деревьев, сделанные на мобилку. Развесил на стену, чтобы попытаться еще что-нибудь найти, или в своих ощущениях, или в направлении работы с особыми растениями.

Да, красиво, да, приятно взору, но никаких ощущений от фотографий не было. Вроде бы через фотографию колдуньи могут управлять энергиями людей, наводить всякое. Да и экстрасенсы, которые настоящие, диагностируют достаточно точно. А фото заряженных какими то энергиями деревьев, не резонировало никак.

Уже через три недели, я съездил к тем особым деревьям. Но уже со снаряжением. Я взял стары пленочный фотоаппарат, акварель, пастельные мелки, и, на всякий случай, хороший цифровой.

Рисовал достаточно долго, в этюдах пытался добиться не только внешнего сходства, это то было самым несложным, а ощущения, что в нарисованном, мне более ничего не хочется добавить. Притом искал не совершенства, а подобия того состояния, когда Мирон переставал обрабатывать свои статуэтки.

Фото с пленочного аппарата, крутого цифровика, были такими же пустыми, как и те первые, сделанные мобилкой. А, вот рисунки ощущение давали. Даже прибор, если особенно прислушиваться, немного на них реагировал.

К художникам.

Я решил, что необходимо найти одного или нескольких художников для создания картин с необычными свойствами. Причиной решения было даже не то, что образы чудесных деревьев имели силу, а скорее то, что мне не удалось самореализоваться как художником по комплексу разных причин.

Прежде всего успокаивает то, что если бы во мне горел огонь просыпающейся гениальности творца – никакие причины не дали бы мне отойти от изобразительного искусства. Но, кроме великих гениев, есть и просто таланты вместе с добрыми мастерами, помогающими своим искусством порадовать душу и сделать гармоничнее небольшое пространство. Нарождающиеся задатки таких творцов, придавили не только мне, но и более талантливым сокурсникам.

Вначале – домашнее рисование, сотни раз перелистывание и изучение альбомов с изображениями классических картин Третьяковки и Эрмитажа. Изостудия во дворце пионеров, художественная школа.

Вот эта школа попала на период моего созревания в том числе и как личности. Сейчас, когда я смог кое-чего достичь в понимании изобразительного искусства, после общения с признанными творцами, могу сказать, что лучше бы четыре года в худшколе не тратил на пустое и, малополезное дело.

Ситуацию можно понять. Понаоткрывали художественных школ, в которых ничего особо делать не надо и ни за что не отвечаешь. А художников и хороших педагогов немного. Взяли на работу кроме тех, кто хоть как-то умел рисовать и остальных, разных. И все обучение напоминало изучение английского языка в школе – очень долго работали над нюансами произношения, домой задание на зубреж слов, затем снова нюансы произношения и хором повторение правил. В итоге, к выпускному, никто на английском не говорил.