Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин Страница 31

После полудня скрылось село Парабель за поворотом, где слева в протоку влилась река Парабель, образуя в этом месте трёхустье.

Неторопливое, безмятежное плавание по тихой протоке вновь вернуло меня в хорошее расположение духа, подняло настроение, изрядно подпорченное на штормовой Оби. Над головой со свистом рассекают воздух быстрокрылые утки. Призывно трубя, пролетают журавли. В зарослях тальников надрывают глотки своим «падер–рись… падер–рись…» кулики. И словно крохотный вертолётик взмывает вверх и с жужжанием падает с высоты длинноклювый азиатский бекас.

Я выпил горячий кофе, достал из планшета толстую походную тетрадь, гелиевую ручку, и слегка подправляя плот веслом, полистал потрёпанные страницы.

Итак, на чём прошлый раз остановился?

На том, как впервые в жизни пробухал яловыми сапогами по верхней палубе подводной лодки.

Да, именно, пробухал. Потому что прочный корпус подводного корабля снаружи одет в лёгкую обшивку со множеством на ней овальных дыр–шпигатов. На прочном корпусе закреплены огромные баллоны с воздухом высокого давления, трубопроводы, механизмы гидравлики и другое оборудование. Листы металла в пять миллиметров прикрывают это нагромождение забортной аппаратуры, делают обводы корабля плавными, обтекаемыми. Прочный корпус подлодки без лёгкого всё равно что автомобиль без капота. А шпигаты нужны для того, чтобы на глубине тяжестью воды не раздавило, не прогнуло тонкое железо лёгкого корпуса. И когда идёшь поверху, шаги гулко, как по пустой бочке, отдаются по всей палубе и в надстройке. И про сапоги я упомянул не случайно. Именно в них, в сапогах из добротной кожи, большей частью ходят подводники на лодку и обратно с неё. Это уже потом, в отсеке или на плавбазе переобуваются в мягкие сандалии, в ботинки. А попробуй без сапог выйти на швартовку! Гиблое дело! При работе со стальными тросами, на погрузках и выгрузках торпед, ракет, аккумуляторных батарей, продовольствия, патронов регенерации воздуха, во время суетной беготни по трапам не обойтись без сапог.

Волнительная радость, испытываемая мною при первом восхождении на подводную лодку наверно сравнима с чувствами дикаря–туземца, обуреваемого восторгом от посещения парусного фрегата Магеллана. Легко взбежал я по трапу на борт К-136, козырнул флагу и вслед за всеми исчез за железной боковой дверью в ограждении боевой рубки. Там, внутри, быстро по ступеням трапа вверх, к открытому люку на верхнем мостике. Один за другим прыгают в него подводники. На какое–то мгновение опираются на крышку люка, но руки уже поймали латунные, отполированные до золотого блеска поручни вертикального трапа. Не задевая ногами перемычек, камнем падают вниз в узкой трубе люка, скользя ладонями по холодным поручням. Задерживаться нельзя. Иначе тебе на голову приземлится пара чьих–нибудь сапог. Мягкий соскок и ты в ослепленьи центрального поста, сверкающего хромом, никелем, медью и латунью, разноцветьем табло на приборных панелях.

Но камнем лететь вниз, слегка придерживаясь за поручни, это особый шик. На то тренировка нужна. И не одного дня. Так, что мы, салаги, в первый свой выход на боевой корабль мешками неуклюже вваливались в рубочный люк, цепко хватались за поручни, искали ногами лесенку, уворачиваясь от сапог спускавшегося тебе на голову товарища.

А спустившись в центральный пост, ошалело разинули рты от сияния, блеска и бесподобной чистоты в отсеке.

Мы растерянно столпились у колонки аварийного всплытия, не соображая в какую круглую межотсечную дверь нырнуть. Где нос? Где корма?

На помощь пришёл старшина команды БЧ‑2 Голычев.

Улыбается главный старшина, с пониманием смотрит на потерявшихся новичков: что с них взять? Известное дело — салажня!

— Что, заблудились? Пожалуйте за мной в четвёртый отсек!

Он приподнял вверх длинную рукоятку кремальеры — стального обруча, освобождая сферическую дверь в переборке от прижимающих её клиньев.

Межотсечные двери на подводной лодке всегда должны быть закрыты и задраены на кремальеру. Оставить не задраенной, открытой дверь на лодке — морская серость. То же самое, как ехать в автомобиле с распахнутой дверцей. Вы садитесь в автомобиль, и не думая, чисто машинально захлопываете за собой дверцу.

Так и подводник. Пройти из отсека в отсек и оставить за собой открытую дверь — оплошность, не позволительная даже зелёным салагам. И если в кино увидите раззяпанные настежь межотсечные двери в подводной лодке, особенно в подводном положении или по боевой тревоге — знайте! То наиглупейшая глупость, наитупейшая тупость дурака–режиссёра, пожалевшего деньги на консультации со специалистами.

Держать открытыми двери в отсеках разрешается только по команде с центрального поста, о чём делается соответствующая запись в вахтенном журнале. Так, например, открываются двери для вентиляции отсеков, для прохода бачковых во время обеда, в период ремонта в доке. В море проход из отсека в отсек допускается только с разрешения центрального поста и с обязательным задраиванием двери за собой. По боевой тревоге все находятся на своих боевых постах. И все переборки задраены наглухо на кремальеру. Так вот!

Привёл нас Голычев в четвёртый, ракетный отсек, по боевым постам распределил. Заштатно, конечно. Пока не сдашь зачёты на допуск к самостоятельному управлению боевым постом, в штатное расписание не зачислят. Осмотрелись мы в отсеке, призадумались: «Неужто всё это можно выучить?».

— Не только своего отсека, а всей лодки системы сдать! — наставительно сказал мне командир отделения электромехаников старшина второй статьи Мосолов, земляк из Новосибирска.

В четвёртом отсеке три ракетные шахты. Пока пустые. Ракеты в них загружаются перед учебными стрельбами или перед выходом в океан на боевое дежурство.

Верхняя палуба в отсеке жилая. По левому борту здесь тесная каюта командира БЧ‑2 и командира группы управления стрельбой. По правому борту ряд двухъярусных пристежных коек. На весь личный состав отсека их не хватает. Спят лишь те, кто сменился с вахты. Вахтенные, подвахтенные бодрствуют на боевых постах.

А хуже всех заштатникам. Новичков тоже берут в море для быстрейшего освоения техники, а спать бедолагам негде. Кто где примостится, тому месту и рад. Я, помнится, на первых порах, устроил лежанку на электродвигателе–преобразователе высоких частот. Агрегат тот был заведованием акустиков из второго отсека, но конструктора не нашли ничего лучше, как запихнуть это дико воющее на высокой ноте чудовище в наш четвёртый. Он включался не надолго, но очень часто и всегда неожиданно. Поначалу я подпрыгивал на нём от всё возрастающего воя, но потом привык. От агрегата исходило тепло, и это было кстати в холодное время года и невыносимо жарко в тропическую жару.