Вячеслав Пальман - За линией Габерландта Страница 32

— Я тоже останусь, — сказал вдруг Оболенский.

— Ты?.. — Зотов посмотрел в глаза Корнею Петровичу и крепко обнял его.

Джон Никамура вышел из дома во двор, когда колонисты, уже решившие все дела, умиротворенные и грустные сидели плечом к плечу и молчали. Он беззастенчиво, как среди своих, потянулся после сна и спросил:

— Что решили, господа? Едете со мной? Через неделю, если вы поможете мне быстрее поторговать, я пойду на юг, в Николаевск, а оттуда на Хоккайдо, Курилы и Алеутские острова. Могу завезти вас в Николаевск, откуда нетрудно уже попасть в Хабаровск и Владивосток. Итак?..

— Принимаем ваше дружеское предложение, господин Никамура, — сказал Федосов. — Только как с оплатой... Ведь мы без денег.

— Вот как? — Он быстро оглядел дом, постройки и прищурился. — Все ваше хозяйство останется здесь, не так ли? Посчитаем постройки собственностью фирмы, и мы в расчете.

— Уедут не все. Двое останутся, — сказал Зотов.

— Зачем? — Вот этого купец никак не ожидал.

— Русский форпост на этом берегу. Мы не покинем его, потому что он нужен здесь.

— Форпост? — В тоне Никамуры теперь послышалась неприязнь. Он явно хотел избавиться от русских, а они...

Федосов стал объяснять ему. Никамура слушал, вставлял свои «О!», «Ах!», «Вот как!», улыбался, но в глазах у него появилось что-то недоброе.

— Хорошо, хорошо, — сказал он, подняв руки. — Вы можете жить здесь. Мы только будем считать дом и все остальное, — он обвел рукой вокруг, — как бы в аренде для фирмы. Ну, скажем, лет на пять.

— Зачем? — в свою очередь спросил Зотов.

— Мы устроим здесь базу. Сгрузим товары, сюда будут приезжать якуты, орочи. Наш человек жить будет. И вы тоже. Не помешаете друг другу, правда? Даже веселее так жить.

Колонисты молчали. Им очень не хотелось устраивать подобную сделку с Никамурой. Все почувствовали хватку гражданина вселенной, дальний прицел его казался темным. Будет ли здесь опытная станция, которая откроет огромные возможности для целого края, или торговая база чужеземной фирмы «Джон Никамура»?

Однако выхода не было. В аренду? Пусть это будет платой за проезд товарищей. Зотов и Оболенский все равно не позволят распоряжаться их собственностью.

—  Мы согласны, — сказал Зотов.

Через десять дней, а именно 26 июля 1917 года, в ясное теплое утро, когда даже Охотское море подобрело и улыбнулось свежей голубизной, Зотов и Оболенский прощались с товарищами.

Грустным и в то же время теплым было это прощание.

Никамура и Белый Кин давно сидели в шлюпке и нервничали, а друзья никак не могли оторваться друг от друга, и плакали, и смеялись, снова и снова вспоминая, все ли записано, поручено и взято с собой. Уже солнце поднялось над прибрежным лесом и вспыхнуло на мокрой гальке, на свежей хвое стланика и на концах поднятых весел, когда товарищи в последний раз поцеловались. Взмах весла, шлюпка качнулась на волне и пошла все дальше и дальше от берега.

Двое стояли и смотрели на пароход. Кто-то махал им с палубы. В глазах у Зотова стояли слезы, и трудно было разобрать, кто это машет. Задымила труба, корабль развернулся и пошел прямо на солнце, на юг.

Когда корабль превратился в маленькую черточку на блестящей, как ртуть, воде, они повернулись и молча пошли домой. Бека устало вышагивал впереди. Уши у него висели. Байда и Бурун шли сзади, вывалив языки.

Столько лет вместе — и вот...

Грустно.

Глава семнадцатая, в которой описывается еще один период из жизни Зотова и его друга. Белый Кин во весь рост.

После отъезда товарищей самое трудное для Зотова с Оболенским было привыкнуть к необычайной тишине, воцарившейся дома и во дворе.

Грохочущий басок Федосова не будил их по утрам. И не пел свою песню Илья Величко, плескаясь за стеной дома в ручье. Мертво, тихо стало на огороде и опытных делянках.

И Зотов и Оболенский говорили мало, долгая совместная жизнь научила их понимать друг друга с полуслова, с одного короткого взгляда. Только вечерами, при огне небольшой свечи, они подолгу могли тихо разговаривать, вспоминать друзей, строить всяческие догадки об их судьбе и высчитывать дни, когда можно ждать от них вестей.

Прошли месяцы. За это время Зотов с помощью Корнея Петровича написал монографию «Обработка почвы в зоне вечной мерзлоты».

Он вывел хороший сорт редьки с крупным корнеплодом и способностью зацветать даже при очень низкой температуре.

Но все ему было мало. Зотов жаловался Корнею Петровичу:

— Мелкие вопросы... А вот самое важное ускользает из рук. Нам надо получить овощи и злаки, способные расти при двух-трех градусах тепла. Они должны переносить мороз. Надо заставить листья полезных растений использовать за короткое северное лето не меньше десяти процентов света, падающего на них. Если бы нам лабораторию! Ведь мы как без рук. Физиология...

— Вот вернется Илья Ильич... — успокаивал его Оболенский.

Корней Петрович полностью принял на себя дела Федосова. Он частенько уезжал в стойбище к Шахурдиным и еще дальше, помогая орочам создавать новые огороды. Он платил добром за добро и был счастлив.

В мае невесть откуда появился Белый Кин.

Он по-хозяйски прицыкнул на собак, снял полушубок, поставил в угол ружье и после этого сказал, не глянув на поселенцев:

— Здравствуйте...

— Откуда вы? — спросил Зотов. — Корабль прибыл?

— Нет. Я берегом.

Больше он ничего не объяснил, умылся и сел к столу, Зотов был поражен замкнутостью помощника Никамуры. Всегда ли он такой?

— Как наши доплыли? — спросил Оболенский.

— Хорошо. Высадились в Николаевске. Между прочим, привез вам копию документа об аренде, она заверена печатью. Возьмите. Теперь все в порядке.

Зотову и Оболенскому не понравился тон Белого Кина. Он сразу повел себя как хозяин, ничего не спрашивал, не советовался. С его приездом в доме стало неуютно. К счастью, Кин вдруг ушел куда-то и не показывался больше месяца. Когда он явился, за ним шел десяток вьючных оленей с тюками шкурок.

— Купили? — спросил Корней Петрович. — Долги собрал, — ответил Кин.

Теперь в доме стало тесно от шкурок, установился запах москательной лавки. Пришлось потесниться.

Тогда Оболенский и Зотов за пять дней срубили в стороне от дома сарай и показали Кину:

—  Хранилище для вас. Амбар.

Торговец осмотрел помещение, усмехнулся, но шкурки перенес туда, приняв новую постройку как должное. Однажды вечером Белый Кин сказал:

— Мой хозяин недоволен. Вы бы лучше, уехали...