Александр Мартынов - В заповедной глуши Страница 32

— C'est couleur locale[11]… Обрати внимание на двойную надпись: это Белоруссия. Ночью мы перешли границу, Виктор.

— Границу перешли? — заторможено спросил Витька. Валька раскланялся перед ним:

— Peu a peu[12], — продолжал веселиться Валька. — Потихоньку-полегоньку — и мы в Белоруссии, Витёк! Мы в Белоруссии!

5

— День — ночь — день — ночь — мы идем по Африке,День — ночь — день — ночь — все по той же Африке.(Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог!)

Отпуска нет на войне! — нёсся над жарким вечерним просёлком мальчишеский голос. Две фигуры ходко двигались вдаль — прямо к виднеющимся у горизонта крышам.

— Восемь — шесть — двенадцать — пять — двадцать миль на этот раз,

Три — двенадцать — двадцать две — восемнадцать миль вчера… — распевал Валька. Витька, хорошо выучивший припев с первого раза, решительно подхватывал:

— (Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог!)Отпуска нет на войне!— Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.(Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог!)— Все-все-все-все — от нее сойдут с ума,И отпуска нет на войне!— Ты-ты-ты-ты — попробуй думать о другом,Бог — мой — дай — сил обезуметь не совсем!— (Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог!)И отпуска нет на войне!

Мальчишки шагали босиком, приторочив кроссовки с засунутыми в них носками к низу своих походных ёмкостей. Настроение у обоих было бесшабашно-приподнятое, хотя уже наступал вечер.

— Счет — счет — счет — счет — пулям в кушаке веди,Чуть — сон — взял — верх — задние тебя сомнут.— (Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог!)Отпуска нет на войне!— Для — нас — все — вздор — голод, жажда, длинный путь,Но — нет — нет — нет — хуже, чем всегда одно, —— Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог,

И отпуска нет на войне! — горланили они вместе, сейчас ощущая, что в самом деле могут хоть гору свернуть, хоть ещё километров сто отшагать без привалов.

— Днем-все-мы-тут — и не так уж тяжело,Но-чуть-лег-мрак — снова только каблуки.— (Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог!)Отпуска нет на войне!

Как называется эта деревушка впереди — они не знали да и не стремились узнать, Валька даже поленился слазить в атлас, где это наверняка было обозначено. Не всё ли равно — как?

— Я-шел-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь,Там — нет — ни — тьмы — ни жаровен, ни чертей,— Есть — пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог,И отпуска нет на войне!

— Уффф! — выдохнул Витька. — Вот это гаркнули…

— Это, брат, Киплинг, — уважительно сказал Валька. — Не какой-нибудь Дельфин.

— Ну? — не поверил Витька. — Это который про Маугли писал?! Не может быть!

— Э… — Валька скривился. — Не писал он про Маугли. Это «Книга Джунглей» называется, и про Маугли там вовсе не главное. А вообще он для взрослых писал, и очень даже для взрослых… Про английскую армию, например. У меня отец его очень люби… любит, — твёрдо поправился Валька. — Вот. Послушай…

— Холера в лагере нашем — всех войн страшней она.Мы мрём средь пустынь, как евреи в библейские времена…

Витька слушал молча, шагал, лишь коротко вздохнул, когда Валька прочитал:

— И сегодня мы все бесстрашны —Ибо страху нас не спасти…

А потом, когда Валька замолчал, спросил:

— И это он написал? — Валька кивнул. — Здорово… То есть, — спохватился он, — не то, что холера, здорово. Написано здорово… Валь, а ты сам стихи не пишешь?

— Нет, — покачал головой Валька. И добавил: — Я рисую, играю на рояле хорошо. Вот музыку я пробовал писать, но бросил. Фигня получается… Смотри, почти пришли.

— А нас телега догоняет, — обернулся Витька.

Мальчишки сошли на обочину. К ним в самом деле приближалась телега, в которую был впряжён серый жеребец, имевший такой вид, как будто в этом мире он видел уже всё. На телеге боком сидел хозяин — невысокий немолодой мужик, одетый без претензий: в Рубаху, Штаны, Сапоги и Кепку. Эти предметы одежды так и хотелось поименовать с большой буквы. Поравнявшись с мальчишками, он притормозил и поинтересовался:

— Куда шагаем-то?

Никакого акцента в его речи не наблюдалось. Что, впрочем, было естественно — дикие искусственные границы, проведённые тремя мерзавцами в 91-м году, разделили по-живому единый русский народ. Впрочем, даже Валька об этом не думал — он просто весело ответил:

— Да вот. Идём с чуркестанской кампании, были барабанщиками в спецназе, а теперь списаны вчистую. Он контуженный, — Валька кивнул на Витьку, — я припадочный. Ходим по миру, песни поём, пляшем, фокусы с чужими кошельками показываем… Дядь, а у тебя попить нету, а то так есть хочется, что и переночевать негде…

… — Ты прирождённый бесик, — сказал Витька Вальке, когда они — уже в темноте, наевшиеся до отвала — устраивались в горе шуршащего прошлогоднего сена. Хозяева предлагали мальчишкам лечь дома, но оба выбрали сеновал — хотелось поговорить, а не станешь ведь трепаться в чужом доме, когда все уже спят…

— Бесик я или кто, — озабоченно сказал Валька, — а что нам с деньгами делать? Тут свои рубли. Станем менять — ещё пристанут: кто, да откуда, да почему…

— Можно евро поменять, — предложил Витька. — Одну пятисотенную если, то ведь ничего… Ты курс знаешь?

— Чёрт его… — неуверенно ответил Валька. — Кажется, там что-то порядка тысячи местных рублей за евро. Я не помню. Не знаю, вернее. Да и кто тебе поменяет?

— Да у любого банка… — начал Витька, но Валька перебил его:

— Да тут за это сразу сажают. А если официально — то… хотя — у меня паспорт есть, что это я? С ним и поменяю. Можно даже и мои оставшиеся рубли поменять. Даже лучше…

— Валь, — Витька лёг удобнее. — Ты вот как думаешь. Оружие тут купить можно?

— Оружие наверное везде можно купить, — ответил Валька и повернулся к приятелю. — А ты что хочешь?

— Ну, в общем… можно ведь и обратно в Россию время от времени наведываться, — Витька нехорошо усмехнулся. — Так. Для профилактики. Ну ты понимаешь.

— Я тоже про это думал, — сказал Валька. — Только немного не так. Я хочу с друзьями отца завязки установить. И тогда…