Том Харпер - Книга тайн Страница 33

Отец Тристана опасался, как бы его сын не связался с проститутками, бездельниками и игроками, и для таких опасений у него были все основания. Если бы тайну камня можно было раскрыть с помощью блуда или выиграть в карты, то Тристан получил бы желаемый результат в течение месяца. Но шлюхи, пьянство и азартные игры лишь отвлекали его от истинной цели. Он понимал, что при трех старших братьях и двух сестрах, которым в скором времени понадобится приданое, дни его шикарного житья в доме-дворце были сочтены. Это знание, казалось, разрывало его пополам, приводя две части души в состоянии войны друг с другом. Он проматывал свое наследство с еще большим неистовством, предавался блуду и азартным играм с одной-единственной целью — бросить вызов отцу. Но еще он искал философский камень, пребывая в безумной убежденности, что тогда ему не нужно будет думать об отцовском наследстве.

Тристан оборудовал лабораторию в башне, которая несколькими годами ранее была пристроена к восточному крылу. Когда он привел меня туда в первый раз, у меня перехватило дыхание. При той архитектурной рассеянности, которую может себе позволить только аристократия, внутри башня так и не была завершена: стоя на земле, ты видел крышу так высоко, что она, казалось, уходила в бесконечность. Широкие окна для комнат, так и не построенных, врубались в каменные стены наверху, а на нашем уровне стены были расписаны идеальными копиями с панелей Фламеля в Святом Иннокентии. Лишь кирпичная печь вдали и дверь напротив нарушали ровную поверхность стены.

Тристан указал в головокружительную темноту.

— Подходящее место для разгадки божественных тайн.

Я вспомнил о Николае и Вавилонской башне. «Тот грех, за который Господь наказал, есть не амбиции, а чрезмерные амбиции».

Тристан был напарником, лишенным чувства юмора и раздражительным — не хозяин и не друг. Но мне было все равно. Я снова вернулся в свою стихию. Я был одержим одним — разгадкой тайн Фламеля. Та лихорадка, что обуяла меня в Кельне, возвращалась, а с ней и другие чувства, противиться которым оказывалось труднее. Тристан не нравился мне. Иногда я его ненавидел. Но в те жаркие ночи, когда мы, полуобнаженные, работали у плавильной печи или когда его рука касалась моей, протягивающей ему ступку для перетирания порошков, червь во мне загорался порочной похотью. Эта башня стала моей тюрьмой. Картины Фламеля были моими горизонтами, темная крыша наверху — небесами, летучие мыши и ласточки, гнездившиеся на стропилах, — ангелами.

Как-то раз Тристан, пребывавший в сильном возбуждении, привел в нашу мастерскую сгорбленного старика. У того были седые волосы до плеч и седая борода, ниспадавшая на грудь. Он опирался на палку и двигался словно лодка по воде — отталкивался своим багром от дна. Слепота заволокла его глаза, но в манере держать себя чувствовалась сила и какая-то настороженность.

Тристан посадил его на скамью посреди всех наших приспособлений и подал ему вина.

— Это мастер Ансельм, — сказал он. — Сколько тебе лет?

— Семьдесят восемь. — Голос старика был тонкий, но, заговорив, он улыбнулся.

— Скажи моему другу то, что ты говорил мне в Святом Иннокентии.

— Много лет назад — когда еще был жив мой отец, упокой Господь его душу, — я, будучи молодым и полным энергии, погрузился в изучение тайн искусства. Как вы теперь. И это так понравилось Господу, что я встретился с величайшим знатоком того времени — любого времени, — с человеком, который затмевал всех нас так, как солнце затмевает луну. С Николя Фламелем.

Я весь напрягся. Даже фигуры на росписях, казалось, выпрямились.

— Ты знал Фламеля?

— Я сидел в его мастерской, как теперь сижу в этой.

— И долго?

— Много лет. Он умер, упокой Господь его душу, вот уже пятнадцать лет как.

— И вы присутствовали, когда он получал золото?

Старик покачал головой. Вино попало ему на бороду, отчего его рот стал похож на окровавленную рану.

— Перенелла, его возлюбленная жена. Только она видела это.

— Но потом, — подсказал ему Тристан, — она сообщила тебе тайну?

Мастер Ансельм пригубил еще вина. Тристан ждал.

— Искусство — не магия. Ты знаешь, что такое на самом деле философский камень? Это эликсир, средство против всего больного.

Он поднял левую руку, и я увидел, что она маленькая и засохшая, совершенно беспомощная.

— Эта конечность все еще остается частью меня, какой бы увечной она ни казалась. Душа, которая объединяет мое существо, протекает по всему моему телу и сквозь эту руку. Так же и с металлом. То, что вы называете свинцом или оловом, по сути то же золото и серебро, только менее совершенные.

В этой вселенной имеется одна совершенная субстанция — эфир, квинтэссенция, первоматерия — называйте ее как хотите. Она обретает форму, только соединяясь с материей этого мира. Это принцип, идея, которая все оживляет. Сильнее всего она проявляется в благородных металлах и слабее всего в цветных металлах. Невозможно превратить свинец в золото, как уличный маг превращает яйцо в котенка. Его нужно очистить. Его нужно соединить с философским камнем, чтобы проросло семя, заключенное в металле, чтобы в гармонии законченности металл мог принять любую форму по твоему желанию. Не ради богатства или сокровищ, а ради совершенства вселенной.

Тристан, который мог воспламеняться и гаснуть, как угли в жаровне, подозрительно посмотрел на высохшую руку Ансельма.

— Я слышал, что камень излечивает от всех болезней. Если ты так хорошо знал Фламеля, то почему не излечил свою руку?

Старик закашлялся.

— Я — всего лишь слабое существо. А камень имеет безмерную ценность. Я не стал бы расходовать его на столь скромные цели. Сам Фламель считал, что при правильном использовании камень воздействует на человеческие формы необычайно сильно, и человек в результате даже может обрести бессмертие. Но он так и не раскрыл тайны этого искусства.

— Судя по всему, — сказал Тристан.

— Но как он обнаружил камень? — Я потер пузыри на руках — нередко я слишком спешил выхватывать горячие сосуды из огня. — Я читал, что его можно получать из золота.

— Да. Да. Абсолютно верно, — сказал он, брызгая слюной. Часть слюны он собрал, облизав губы. Язык у него был воистину громаден. — В золоте его больше всего. Но даже золото — лишь грязь под ногами в сравнении с камнем. Оно должно быть очищено в трех плавильнях. Из него необходимо извлечь крупицы серы и меркурия, а потом соединить их в герметическом сосуде. И Фламель сделал это.

— Но как…

— Нужно следить за цветом. В огне он будет меняться семь раз, пока в момент совершенства не обретет сияния радуги. Это и есть знак.