Евгений Татаренко - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1976 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) Страница 36

— Идите сюда! — махнул он рукой Шавырину, «отыскав» тот самый грот, что за свою странную форму получил неромантическое название «Штанишки».

— Господин штурмбанфюрер! — опять подхватил его сигнал Шавырин, и они подошли вместе.

Тимка понял вдруг, что игра, которую он затеял, которую надеялся завершить в сумерках, разворачивается в гораздо более быстром темпе и, если он хочет победить в ней, сбавлять скорость нельзя. Нельзя, пока радостно ухмыляется Шавырин, нельзя, пока одобрительно и доверчиво смотрит на него, Тимку, штурмбанфюрер.

— Молодец, молодец, Тима! — Он похлопал его рукой с перчатками по плечу и отозвал из большого грота еще двух матросов.

— А там, я знаю, еще один! — обрадованно воскликнул Тимка, указывая наискосок, вверх по склону.

Теперь Шавырин и офицер последовали за ним сразу.

Согнувшись пополам, Тимка вошел в новое убежище первым, штурмбанфюрер и Шавырин — за ним.

Штурмбанфюрер осветил фонариком длинную, около шести метров, пещеру, похвалил, когда выбрались наружу:

— Действуй, Тима! Я вижу, ты правда знаешь этот район! — Он оглянулся в сторону трех других нор, отзывать людей оттуда было уже нельзя. — Действуй, а я заберу еще матросов. — И, глянув на Шавырина, он стал карабкаться вверх.

Именно теперь в распоряжении Тимки появились те несколько нужных ему минут. Он знал, что сможет без труда оторваться от Шавырина, который многое бы дал, чтобы отыскать загадочную посылку самостоятельно, без участия матросов. И Тимка повел его сначала параллельно берегу моря. Показал вниз:

— Тут, я знаю, есть ямка, но неглубокая, а вон там — три, самые надежные! Вы запомните или стойте около них! — И он стал карабкаться, обдирая ладони, вверх, к трем узким, но длинным норам. Карабкался яростно, потому что горло душила обида: ему не найти «Ромба» уже потому, что в его распоряжении слишком мало времени!

— Вот! — издалека показал он Шавырину. — Одна, вторая, третья! Эти особенно запомните! — И почти напрямую двинулся через кусты к убежищу Аси.

Шавырин всего несколько минут колебался, глядя ему вслед. Но, во-первых, Шавырину было не угнаться за Тимкой на крутом склоне: он скользил и срывался уже несколько раз. Во-вторых, Тимка не уходил от крестоносца, а приближался к нему. В-третьих, Шавырину очень хотелось вытянуть счастливый билет… И, подобрав из-под ног обломок сухой жерди, он полез на четвереньках в нору.

Возможно, Тимка ошибся, дав поискам сразу высокий темп. Но эти минуты могли исчерпать доверие штурмбанфюрера… Ведь стоило ему послать на корабль кого-нибудь из матросов, а самому остаться рядом с Тимкой — и все бы сразу намного осложнилось. Быстрота, с какой Тимка отыскивал грот за гротом, и ослабила бдительность шефа.

— Ася! — громким шепотом позвал Тимка, обойдя ее убежище снизу. — Дядя Василь! Ася! — И холодок прошел по спине Тимки, потому что ни шороха не раздалось в ответ.

У него не было времени на раздумья. Минуты, что отвоевал он у обстоятельств, истекали.

Поскользнувшись, что было не так уж трудно здесь, на крутом склоне, Тимка упал и почти сразу вскочил на ноги. Но то, что он увидел при этом, сразило его надежней пули из автомата. Задыхаясь от обиды и горя, он стал карабкаться вверх по склону, чтобы случайно не навести немцев на это печальное убежище.

Аси в нем не было: он увидел накрытое плащом и обложенное камнями тело боцмана. Дядька Василь умер, Ася ушла…

Тимка доведет свое дело до конца, но некому будет рассказать об этом, и никто никогда не найдет посылку…

— Тима!

Он резко оглянулся и вздрогнул.

Его окликнула Ася. Она скрывалась в каких-нибудь полутора — двух шагах от него. Но Тимку ошеломило еще и другое: Ася пряталась в «Ромбе»! Услышав ее оклик, он бросил взгляд в сторону Летучих скал и мгновенно вспомнил, что было связано с этим гротом, что означал странный пеленг отца. Именно с этого места, как ниоткуда больше, четыре сосны-рыбачки сливались в одну. И очертания ее сильно напоминали фигуру молодой женщины с развевающимся на ветру подолом юбки! Отец говорил: «Слабые не выдержали, ушли. Но одна, самая преданная, осталась…» Отец был страшным выдумщиком! Жаль, что Тимка частенько слушал его лишь краем уха…

Все это молнией промелькнуло в его голове, пока он переводил взгляд сначала в сторону откоса, где рыли немцы, потом на Шавырина, который вылез наружу из первой щели и, удостоверившись, что Тимка здесь, уже вползал на четвереньках в следующую…

— Молчи, Ася! Слушай внимательно и молчи! — приказал Тимка, не выпуская из-под наблюдения весь гребень склона, где вот-вот мог появиться штурмбанфюрер с матросами. Дернул тельняшку из-под ремня, чтобы веревка упала на землю. Ногой затолкнул ее под куст. — Слушай, Ася! Запоминай все до слова, повторить я не смогу! Как только стемнеет, привяжешь эту веревку к самой крайней сосне и спустишь на корабль! Если сможешь, Ася! Повторяю: если будет можно! А теперь главное! В левом углу этого грота… — Для отвода глаз он рвал и пихал в рот горькие волчьи ягоды. Выплевывал и рвал снова. — В левом углу твоего грота зарыт ящичек-рация и еще, наверно, пакет! Ночью, Ася, — ты слышишь меня? — возьми это все и пробирайся в лес, ты должна пробраться! Уходи сначала по склону, потом напрямую! Будь осторожна у шоссе! Тебя остановят в лесу: «Кто идет?» Спросишь: «Вы ждете кого-нибудь?» Тебе ответят: «Мы ждем Асю со «Штормового». Тогда скажешь: «Ее зовут Ася Вагина». Тебя проведут, куда надо. Запомни, Ася, это главное для тебя: уходи сразу! Если не увидимся, прощай!.. — Он сделал шаг прочь от Асиного убежища, но задержался, когда что-то слабо пискнуло в кустах. — Еще, Ася… Я тогда не хотел тебя ударить, честное слово!.. Это нечаянно… Прощай!

И Тимка полез напропалую в сторону от Летучих скал. Глаза его заволокли слезы, оглушающе колотилось сердце и, ослепленный, полубезумный от хмельного счастья свершения, он рвался через кусты, полосуя на клочья брюки, обдирая кожанку, — подальше от Аси, в сторону от Шавырина. И яростно свистел в ушах ветер: «Все!» И ударяло о берег море внизу: «Все!» И стонали сосны на гребне: «Все!» А может, это его беззвучный крик — тот крик, что наполнял душу, мозг, сердце, — воплотился в свист ветра, в грохот прибоя, в пение сосен на гребне: «Все!»

«Все, папа!

Ты слышишь меня?!

Я сделал то, что не успел доделать ты!

Теперь я только отомщу за тебя! Ты слы-шишь?!

Я люблю тебя, па-па!»

Он видел уголком зрения, что появился на гребне в сопровождении двух десятков новых помощников штурмбанфюрер, знал, что его поведение может показаться странным, но знал и то, что уже вечерело, что скоро-скоро окутает Летучие скалы ночь… а кроме того, на ресницах его сверкали слезы — и он не мог остановиться.