Владимир Монастырев - Искатель. 1974. Выпуск №6 Страница 37

Похоже, что такой примитивщины профессор не признавал. Рассматривая записи, Вячеслав Рудольфович подумал, что здесь применена более хитроумная система. Чаще других повторялись единицы, парами и в одиночку. Их дополняли комбинации цифр от ноля до сотни. Наверняка использованы были и условные обозначения, смысл которых мог меняться в зависимости от даты записи, дня недели и прочих условий.

— Ваши «товарищи» научились стрелять и орудовать саблями, но высшей математики им не уразуметь.

— Не надо громких слов, профессор. Курица, извините, снесши яйцо, клохчет так, будто родила планету. Уверяю вас, что в Чека много людей, которые могут не только стрелять…

— Единицы, — запальчиво перебил Вилков. — А с нами тысячи!.. Десятки тысяч культурных людей. Преданных патриотов, готовых отдать жизнь за освобождение России. Спасти ее культуру.

— От кого вы так рьяно желаете ее спасать?

— От хамья. От торжествующих невежд, которые ходят с красными флагами и распевают идиотские частушки…

— Кроме того, сеют хлеб для господ профессоров, печатают им книги, шьют одежду, строят профессорские дачи…

— Наивная агитация… Слова! А неделю назад в квартиру моего сослуживца по кафедре вселили ткачиху с Прохоровской мануфактуры. Она свалила в угол книги, а в судке из севрского фарфора ручной работы вымачивает пайковые селедки…

Темные глаза профессора с ненавистью уставились на Менжинского.

— Уничтожается благородный свет культуры. Великий огонь, который принес людям Прометей!

— А вы не задумывались, что на великом огне Прометея заживо сожгли Джордано Бруно… Однако мы говорим не по существу. Мне нужно предложить вам несколько вопросов.

— На вопросы отвечать отказываюсь…

— Думаю, что у нас еще будет возможность побеседовать. В том числе и на темы спасения русской культуры.

ГЛАВА VIII

В квартире Ступина чекисты никого не застали. Бумажный пепел, раскиданный возле «буржуйки», подсказал, что вожак «Добровольческой армии» оказался человеком осторожным. Оставив в квартире засаду, комиссар Линде поехал на Лубянку.

— Надо было еще вчера выставить надежное оцепление, — посетовал Вячеслав Рудольфович, поглядел на огорченное лицо Линде и не стал распекать комиссара за неудачу.

— Ступин уже неделю не появляется на своей квартире…

— Где же он может скрываться?

— Москва большая, товарищ Менжинский, можно в такую дыру забиться, что не скоро отыщешь. Вдруг он уже катит на поезде?

— Не думаю… Судя по материалам, которыми мы располагаем, Ступин — это один из руководителей заговора. Выступление у них было намечено на завтра. В этих условиях Ступин не мог отказаться от планов. Раз так, ему надо укрыться в таком месте, где он был бы в курсе событий. На месте Ступина стали бы вы забиваться в незнакомую нору?

— В незнакомую не стал бы…

— Я думаю, надо поинтересоваться, не появлялся ли Ступин в Кунцеве или Кускове. Во-первых, там свои, а во-вторых, он может думать, что нашей операцией охвачена на первом этапе только Москва. Немедленно выезжайте в школу в Кусково. В Кунцеве наши товарищи уже есть. Я дополнительно свяжусь с ними.

— Водки, — коротко сказал Ступин, усевшись за крохотный столик в дальнем углу задымленного подвальчика.

Вывеска над входом в подвальчик извещала, что здесь находится столовая артели «Пролетарское питание». Днем в столовой подавали жидкий картофельный суп, кашу, заправленную прогорклым маслом, и морковный чай. В восемь вечера в зале гасили огни, и тогда избранные и посвященные по одному тянулись в тупичок, проходили в узкую дверь, спускались по крутой лестнице и попадали в задние комнаты. Тот, кто имел деньги, мог здесь потребовать и шампанское, и стерлядь, и паштет из гусиной печенки, и шустовский коньяк, и молочного поросенка.

— Давненько не были, Алексей Петрович, — суетился возле столика вертлявый, с маслеными глазками хозяин подвальчика. — Грешно забывать, грешно!.. Мигом соорудим… Селедочка есть астраханская, грибки, ветчинка… Мамзельку желаете для компании?

— Давай! — хрипло ответил Ступин. — Селедку давай. Мамзельку, ветчину, грибы… Все тащи!

От водки пошло туманное, расслабляющее тепло. Унялось надоедливое подергивание века, и кровь, словно одолев внутреннюю преграду, ударила в висках живыми толчками, прогоняя тупую ломоту в затылке и холод в кончиках пальцев.

Четвертый день полковник Ступин уходил от чекистов.

В ночь, когда комиссар Линде ехал к нему на квартиру с ордером на арест и обыск, Ступин в самом деле находился в Кускове. Только не в школе, как полагал Менжинский, а на полигоне, начальник которого был одним из командиров ударного отряда. Здесь он узнал про аресты и понял, что выступление провалилось. Ступин послал начальника полигона срочно добыть подходящие документы и командировочное удостоверение, чтобы уехать из Москвы в сторону Орла и там перейти фронт.

Но, прежде чем документы были добыты, в Кусковской школе появились чекисты. С полигона пришлось уходить.

Километров десять Ступин шел пешком, затем попалась попутная ломовая подвода, на которой он вернулся в Москву. Ни по одному из известных адресов Ступин идти не решился. Возле Рогожского кладбища нашел дом, в котором сдавались места для приезжих староверов-богомольцев. Там провел ночь. Лежал в затхлой конуре с ободранными обоями, отбивался от клопов и тоскливо ждал облавы. Утром, так и не сомкнув глаз, расплатился с хозяйкой и наугад пошел по улицам. Вышагивал по извилистым окраинным переулкам, утыкался в тупик и поворачивал назад. Казалось, только в таком непрерывном движении и спасение, что стоит остановиться, как рядом окажутся чекисты.

К вечеру, обессилев от усталости, страха и нервного напряжения, Ступин вдруг обнаружил, что ноги привели его на Трубную площадь.

Он вспомнил о подпольном питейном заведении, и в голове сложился план, как пересидеть облаву.

Опасался Ступин не напрасно. Линде довольно быстро выяснил, что на полигоне ночевал высокий мужчина, по описанию похожий на Ступина, и что утром он ушел по направлению к ближнему лесу.

Чекисты прочесали лес и вышли на проселочную дорогу. По ней ездили ломовики, доставлявшие в Москву дрова. Один из них сообщил, что вез в Москву человека, похожего по приметам на того, кого они ищут.

— Возле Рогожки сошел… Вроде к Сычихе отправился.

— К какой Сычихе?

— Фатеру она сдает для постоя богомольцам…

Перепуганная чуть не до обморока визитом чекистов, Сычиха призналась, что высокий военный в френче ночевал у нее.