Павло Загребельный - Капитан Шопот Страница 37

Полковник достал из кармана газету с давним снимком бандеровцев, подал майору. Тот долго смотрел, слушая пояснения, на его бледном лице не дрогнул ни единый мускул, в глазах не промелькнуло ни удивление, ни любопытство. Его точный ум знал только одну работу: сопоставлять, анализировать, делать неторопливые предположения, выводы. Вся его жизнь закручивалась в неразрывный круг: слышу, вижу, вспоминаю, мыслю.

— Я хотел бы проехать по всей линии блокирования, — сказал майор.

— Пожалуйста. Начальник заставы даст кого-нибудь...

— Может, я сам, товарищ полковник? — сказал Шопот.

— Тебе нужно бы поспать, капитан, потому что две ночи на ногах. Пошли с майором старшину...

Майор вышел. Капитан тоже пошел за ним.

Нелютов курил папиросу за папиросой, во рту было горько и отвратительно, он сердито сплюнул. Капитан почему-то долго не возвращался. Потеряв терпение, Нелютов заглянул в комнату дежурного.

— Что-нибудь новое есть?

— Ничего нового, товарищ полковник.

— Ну и плохо.

Полковник прикрыл дверь, снова сел к столу. Все-таки этот майор молодец. Успокаивает: найдем, поймаем, далеко не убежит...

Следует ли употреблять слово «счастье», когда речь идет о молодой женщине, которая при трагических обстоятельствах стала одинокой? Если и можно, то лишь в его отрицательной форме, ибо Мария точно так же, как и миллионы наших вдов, потерявших мужей на войне, была глубоко несчастной, и разговоры о том, что всю душу вкладывала она в воспитание дочери, а также в любимую работу, пригодны только для показного бодрячества...

Молодость давно уже скрылась за калиновым мостом, из-за которого нет возврата, красота исчезла, стертая жестокими жерновами времени. Не за горами была старость, о ней свидетельствовала взрослая дочь, ее первейшим залогом был внук, маленькое крикливое существо, которое появилось на свет несколько дней назад.

Старость особенно страшна для красивых. Некрасивые всю жизнь борются со своим природным недостатком, они всячески совершенствуют свой внутренний мир, и это накладывает на них отпечаток благородства. А красивые только и заботятся о сохранении того, что сохранить невозможно. Все силы затрачивают на ремонтные и реставрационные работы.

Мария забыла о своей красоте, как только осталась одна с маленькой дочуркой на руках. Пополнила ряды тех самоотверженных женщин, которые добровольно пренебрегают своей женственностью ради близкого, дорогого существа; стала вне круга тех, на кого обращены взгляды мужчин, сама не обращала на них никакого внимания. Работа, дочь, домашние хлопоты — вот и все, что выпало на ее вдовью долю. Не захотела нарушать установившийся ритм жизни даже тогда, когда Богдана и Шопот стали уговаривать ее перебраться к ним.

Каждый день сидела в сберкассе, стеклянный барьерчик отделял ее от тех, кто приходил за деньгами, либо приносил свои сбережения. Рядом сидел контролер, безногий инвалид с добрым лицом; за смену они почти не разговаривали друг с другом, только перебрасывались двумя-тремя словами по работе: нечеткая подпись на ордере, не дописана цифра, не поставлен прочерк.

За стеклянным барьерчиком проходили люди, им нужны были деньги, за которые они имели намерение купить и счастье или хотя бы его заменители, кое-кто, изверившись приобрести то, чего нельзя раздобыть ни за какие деньги, приносил стопки разноцветных бумажек обратно в кассу, а другие, экономя на здоровье и силе, собирали копейку к копейке, клали все это на проценты, годами ждали, пока с процентных копеек сложатся рубли; их увлекал загадочный процесс добывания денег из ничего, для них деньги переставали быть эквивалентом товара, они становились всего лишь таинственной субстанцией их хитрости. Лица у таких вкладчиков всегда были таинственными, словно у крупных заговорщиков. Марию они более всего удивляли. Всю жизнь обманывают себя, считая, что обводят вокруг пальца весь мир!

И все же больше было таких, кому очень нужно было немедленно получить деньги и бежать куда-то в погоне за счастьем. Они всегда были озабочены, боялись, что не успеют, опоздают, им так всегда было некогда, что Марии хотелось смеяться. Но она не смеялась, ей приятно приходить на помощь этим непоседам, именно они и давали ей и ее товарищам то ощущение хорошо выполненного долга, которое украшает любую, даже самую однообразную и скучную работу.

Летом, когда наступает великое людское переселение, начинаются путешествия и миграции, когда в Карпаты наплывают целые толпы туристов, в их кассе работы становилось больше, возле окошек контролера и кассира выстраивались очереди, за стеклянным барьерчиком виднелись преимущественно незнакомые лица, и опять-таки работа в сберкассе обретала некое приятное разнообразие, ибо что может быть интереснее и приятнее, чем созерцание новых и новых человеческих лиц, знакомство с новыми и новыми характерами, темпераментами, судьбами? А Мария, наученная долгими годами одинокого созерцания, умела угадывать по выражениям лиц даже судьбы.

Вот и сегодня у ее окошка толпилось, пожалуй, не менее десятка незнакомых людей, все нетерпеливо поглядывали сквозь стеклянную перегородку на то, как пальцы Марии неторопливо, по два раза пересчитывая, выкладывали небольшие стопки банкнот, выдавали тем счастливцам, которые стояли впереди. Только один из посетителей, видно, никуда не спешил, он не поглядывал на пальцы кассирши, вообще не смотрел сюда, за перегородку, стоял спиной к окошку, стройный мужчина с темными волосами под поношенной хустовской шляпой. Напоминал кого-то из местных жителей, напоминал скорее одеждой, чем фигурой. Марии показалось в нем что-то удивительно знакомое, но у нее не было времени на угадывание и рассматривание того невозмутимого человека. Она быстро отсчитывала деньги: до закрытия кассы хотелось отпустить всех, кто сегодня пришел.

Мужчина, казалось, ждал, когда кассирша отпустит всех, но не просовывался в ее окошечко, как заметила Мария, даже пропустил двух девушек, которые пришли позже него; лица своего не показывал, это уже немного встревожило Марию: не грабитель ли случайно? Она незаметно показала контролеру на незнакомца, тот прикрыл глаза веками, дескать, вижу, не беспокойся. В сберкассе это был единственный мужчина, инвалид, бывший пулеметчик с метким глазом; он еще и сейчас, видно, мог стрелять без промаха, во всяком случае, не знал, что такое страх, никакие налетчики его не пугали, когда он слышал истории об ограблениях в сберкассах, только посвистывал: «Пускай попробуют!»

Неизвестный дождался, пока в помещении кассы остались одни сотрудники, повернулся лицом к перегородке, заглянул в Мариино окошечко, сказал: