Поль д'Ивуа - Невидимый враг Страница 38

И, довольный своей любезностью, Оллсмайн проводил своих спутников на палубу. Но здесь все его вскоре оставили под разными предлогами и собрались в каюте Лотии, где девушка уже дала волю своим слезам.

— Не унывайте, не унывайте, Лотия! — повторял Арман. — По письму Робера выходит, что Джеймс Пак также против этого носорога Оллсмайна. Поверьте, все кончится прекрасно.

Глава 15. Мертвец с отменным здоровьем

Переезд от устья реки Шэм до Сиднея продолжался одиннадцать дней, но, несмотря на все усилия, Лавареду не удавалось еще раз поговорить со своим кузеном. Правда, он видел заключенного каждый день во время прогулки того по палубе, которую ему разрешил Оллсмайн, но в это время Робера сопровождали полицейские, следившие за каждым его шагом, каждым движением. Самое большее, что мог сделать заключенный, это обменяться взглядами со своими друзьями. Разумеется, эти взгляды выражали очень многое, в особенности, когда они обращались на Лотию, но, да простят меня господа поэты, одними глазами много не выскажешь.

Арман решил обратить свое внимание на Оллсмайна. Ловкими расспросами, истинная цель которых прикрывалась желанием ознакомиться с социальным, юридическим и административным порядками в Австралии, он ухитрился узнать, что Робер, как политический преступник, покусившийся на безопасность Англии, будет заключен в особом здании, специально построенном для преступников такого рода. От командира же судна Арман узнал о том, что это здание называется тюрьмой Макари. Эта тюрьма возникла из старой крепости, упраздненной с тех пор, как успехи артиллерии принудили современных Вобанов[7] видоизменить средства обороны. Бессильные против мелинитовых гранат стены этой крепости оказались, однако, вполне пригодными для заключения в них преступников. Старинные казематы с узкими бойницами, пробитыми в необычайной толщины стенах, исключали всякую возможность бегства.

Эти собранные отовсюду сведения были далеко не успокоительного характера. Они заставляли предполагать, что освобождение Робера невозможно. Поэтому, когда крейсер прибыл в гавань Сиднея, Арман имел очень озабоченный вид. Он по-прежнему с женой и будущей свояченицей остановился в «Сентенниал-Парк-Отеле» и тотчас же по прибытии отправился на улицу Парамата-стрит, чтобы, согласно пожеланию заключенного, поговорить с Джеймсом Паком. Тем не менее он не особенно рассчитывал на действенность вмешательства горбуна. Но ему даже не понадобилось входить в дом, у самого подъезда он встретил Джеймса Пака. Веселый и улыбающийся секретарь Оллсмайна еще издали стал ему кланяться. Эта встреча очень обрадовала Армана, так как он еще и сам хорошенько не знал, каким образом ему удастся наедине поговорить с Джеймсом, не возбуждая подозрений Оллсмайна.

— Здравствуйте, мистер Лаваред! — проговорил Джеймс, подходя к журналисту. — Какой у вас цветущий вид! Нечего и спрашивать, как ваше здоровье!

— Да, я совершенно здоров. А вы?

— Благодарю вас, я прекрасно себя чувствую.

— Но хотя я и здоров телом, но болен духом, — сказал Арман.

— Неужели?

— Уверяю вас. Если вы можете уделить мне несколько минут, то я готов объяснить вам, что именно меня беспокоит.

— Я к вашим услугам.

— Отойдем немного в сторону: я боюсь, что нас могут подслушать.

Легкая усмешка сверкнула в глазах Джеймса, но он не ответил ни слова и пошел с парижанином.

Пройдя несколько шагов, Арман свернул в боковую улицу и, уверенный, что его не увидят из окон отеля, решил приступить к исполнению просьбы Робера.

— У меня есть к вам поручение, мистер Пак, — начал он.

— Поручение? От кого?

— От корсара Триплекса.

— А! От корсара Триплекса? Того самого, которого мой искуснейший патрон изловил в Бримстонских горах?

— Именно.

— Что ж, вы не сомневаетесь в его подлинности? — спросил он слегка насмешливым тоном.

Лаваред взглянул на него с удивлением.

— Будем откровенны, мистер Лаваред. Я, конечно, вам очень благодарен, что вы взяли на себя исполнить это поручение, но вы напрасно беспокоились: я уже все знаю.

— Все?

— Без исключения! Я даже знаю, зачем вы ко мне пожаловали.

— Вы преувеличиваете.

— Нисколько.

— Докажите.

— Тюрьма Макари.

Арману оставалось только поклониться.

— Вы совершенно правы. Я хотел сообщить вам именно это название. Таким образом, желание заключенного исполнено.

— Да, отчасти. Но у него есть и другое желание.

— Какое?

— Выйти из тюрьмы!

— Ну да, конечно. Но я не думаю, чтобы это было так легко.

— А я вам скажу, что ваш кузен уже другого мнения.

— Уже? Значит, вы успели войти с ним в сообщение?

— И настолько хорошо, что ему известен срок, когда он выйдет из тюрьмы. Это будет послезавтра, а пока возвращайтесь домой и приготовьтесь следовать за тем, кого сейчас к вам пришлют.

И не дожидаясь ответа пораженного собеседника, Джеймс Пак повернулся на каблуках и тут же исчез за углом Парамата-стрит.

— Нет, — несколько очнувшись от удивления, проговорил Лаваред, — нет, никогда в жизни я еще не видел такого нагромождения тайн. Впрочем, — прибавил он с беззаботным жестом, — в этом нет ничего печального. Лучше-ка я пойду домой. Оретт и в особенности Лотия очень обрадуются тем новостям, которые я им принесу.

И, придя к такому решению, Лаваред быстро зашагал домой.

А Робер в то время, как происходил разговор его кузена с Джеймсом, садился в кэб в сопровождении двух полисменов. Карета покатилась по улицам старого Сиднея, потом по широким правильным авеню нового, и, наконец, остановилась у массивных ворот старой крепости. Тюремная стража в светло-серых мундирах приняла арестованного у полиции, ворота тюрьмы затворились, пропустив Робера, и опять закрылись за ним, прогремев железными засовами. Его провели в небольшую залу, где его ожидал чиновник, сидевший за столом с пером в руках. Здесь Робер узнал, с каким уважением относятся в Австралии к личной свободе каждого. Увидев Робера, чиновник заглянул в лежавшую перед ним квитанцию и спросил с вежливым поклоном:

— Вы — корсар Триплекс?

Жених Лотии наклонил голову.

— Хорошо. В Европе есть дурная привычка прибавлять номер к имени арестантам, но мы, свободные сыны Австралии, считаем это покушением на свободу. Поэтому, как вам будет угодно: сохранить ваше имя или принять какой-нибудь псевдоним?

Робер с удивлением взглянул на говорившего.

— Если вы так уважаете свободу, то не выпустите ли меня отсюда? — сказал он веселым тоном, довольно странным в его положении.