Юрий Шамшурин - В тайге стреляют Страница 4

— Я понял. Спасибо, отец! — проникновенно сказал Павел. — Люди справедливо говорят, что ягоды поспевают к осени, а мудрость приходит с годами... А как деньги?

Уйбаан не ответил и медленно побрел к Назарке.

— Я про деньги, отец! — возвысил голос Павел, исподлобья уставившись в затылок старика.

Но Уйбаан лишь махнул рукой.

— Почему спишь? — толкнул он работника носком торбаса. — Кушать любишь, спать любишь, а работать — нет!

Назарка испуганно вскочил, непонимающе уставился на тойона, затем инстинктивно попятился от него, Уйбаан пожевал губами, намереваясь, видимо, что-то сказать, но вместо этого повернулся к пареньку спиной, присел и знаком приказал тому почесать меж лопаток. Назарка добросовестно принялся скрести сухую, дряблую спину тойона.

— О-о-о! — тянул блаженно Уйбаан. — Хватит, однако!

Он направился было обратно в юрту, но, вспомнив, распорядился:

— Поедешь с Байбалом в город. Да смотри, никуда не убегай от телеги! И за лошадью следи!

Назарка сначала подумал, что тойон сказал это не ему. Ничего не выражающие глаза старика, прикрытые толстыми складками век, смотрели куда-то вдаль, поверх подростка. Назарка оглянулся, рассчитывая увидеть там того, кто скоро побывает в городе. Но позади никого не было. Значит, он поедет!

Эта мысль показалась невероятной, и Назарка подумал, что тойон просто пошутил. После минутного колебания он нерешительно переспросил:

— Кто поедет в город, огонер?

— Павел и ты с ним.

Назарка от радости заморгал глазами, широко улыбнулся и вприпрыжку побежал в хотон.

Неужели его в самом деле возьмут в город, о котором так много и интересно рассказывал отец? Один раз он даже хотел взять Назарку с собой, но уезжал отец зимой, в самые холода, а у Назарки не было теплой шубы. Поневоле пришлось остаться. В городе, говорят, большие, непохожие на юрты дома, такие, какой построил себе Павел. Только их очень много. Есть даже друг на друга поставленные. Вот чудно! А народу там столько, сколько деревьев в тайге. Попробуй сосчитай! И русских, рассказывают, полно. Они по-якутски не говорят, только по-русски. А как по-русски разговаривать, Назарка еще не знает.

Радостно улыбаясь, Назарка смело перешагнул порог хозяйской юрты, где о чем-то спорили отец с сыном. Уйбаан горячился, размахивал руками. На впалых щеках его выступили багровые пятна. Лоб блестел, покрытый мелкой испариной. Павел, наоборот, внешне казался невозмутимым, спокойным. Сжатая в кулак рука тяжело лежала на столе. Он исподлобья следил за отцом.

Увидев вошедшего батрачонка, оба замолчали. Павел протяжно свистнул, окинул недружелюбным взглядом Назарку и отвернулся к окну.

— Чего стал? — раздраженно спросил Уйбаан Назарку. — Лошадей лови! Только не гоняй шибко... А ты не свисти, Байбал, нельзя! В юрте хамначит свистит: по углам у него пусто.

Павел ничего не ответил и пересел на орон[10].

Подросток вышел. «Вроде ругаются они», — с удивлением отметил он.

Ловля лошадей была любимым Назаркиным занятием. Верхом на коне он чувствовал себя спокойнее и увереннее. Дома он мог лишь мечтать об этом. У отца была всего-навсего одна старая кобыленка с облезлыми боками и отвислой нижней губой. Но и она давно издохла. А у тойона, сказывали, ходит столько косяков, что всех сразу и не пересчитаешь.

Мохнатая маленькая лошадка трусила мелкой рысцой. Назарка ехал по аласам, высматривая табун. День сегодня начался хорошо: и в город отправляют, и лошадей заставили ловить.

«Только бы не били!» От этой мысли заныло сердце. Но грустить Назарка долго не мог. Утро было солнечное, веселое. Птицы рассыпали по лесу звонкие, заливистые трели. Пронзительно вскрикивая, по нижним ветвям деревьев хлопотливо сновали кукши. Где-то нежно, протяжно просвистел рябчик.

Любит Назарка хмурую тайгу, таинственный мрак под лесинами, который не рассеивался даже в самые яркие летние дни, загадочный шелест вершин, пестро окрашенных птичек, проворно снующих в подлеске. Если щебечут они, и ему весело. Тоже петь и смеяться охота.

Вдавив голые пятки в сытые лошадиные бока и ловко увертываясь от низко нависших сучьев, Назарка выехал на опушку, зорко посмотрел по сторонам. На просторном аласе было пустынно. Табун, видимо, ушел далеко.

От избытка волнующих его чувств Назарка запел. Слова для песни он подбирал тут же, на ходу, и получалось складно. Мелодия была тягучая, однообразно вибрирующая, чем-то напоминающая плавную зыбь на озере, которую развел легкий ветерок. Назарка пел, что в родной юрте у него есть отец, мать и сестры, но до них от тойона Уйбаана не близко...

— Где долго был? — встретил его Павел.

— Табун далеко ушел, гоняться пришлось, — улыбаясь, пояснил Назарка. — Совсем дикие стали!

Павел направился за амбар.

— Семен! — закричал он. — Запрягай Вихря в новую телегу. Да не забудь, хомут тоже новый надень!

Работник выбрался из-под крытого корьем навеса, где мастерил посуду из бересты, сшивая ее сплетенным конским волосом, и побежал за сбруей. Назарка набрал полную охапку душистого сена, зарылся им с головой и потащил к телеге. Сухие травинки приятно щекотали лицо.

— В город всегда на новом, — бормотал Семен, запрягая жеребца. — А ты, Назарка, какую обновку наденешь?

Батрачонок осмотрел свою засаленную, в дырах, рубашку, короткие заплатанные штаны из телячьей кожи, потрескавшиеся от грязи ноги. Руки были тоже не чище. Нестриженые черные волосы космами торчали в стороны.

— Неважный у тебя вид! — заметил Семен и засмеялся. — Ну да не беда! Это тойонам надо ходить прилизанными, а хамначиту и так хорошо, в брюхе было бы что-нибудь — и ладно.

Сборы в дорогу были недолги. Запрягли в телегу стройного, пышногривого жеребца, накидали побольше сена, чтобы было мягче. Назарка уселся заранее и нетерпеливо посматривал на дверь. Он боялся, как бы Павел не передумал и не оставил его.

Наконец из юрты вышел Павел, за ним Уйбаан. Молодой тойон небрежно бросил в телегу две туго набитые переметные сумы, осторожно положил двустволку. Уйбаан ему все время что-то говорил. Павел хмурился, морщил лоб и молча кивал.

— Знаю, знаю, — буркнул он напоследок и тронул коня.

Ухабистая дорога, похожая скорее на три параллельные тропинки, между которыми густо проросла трава, пересекла алас и запетляла по тайге.

Павел молчал. Назарка без устали смотрел вперед, любуясь открывающимися перед ним видами.

— Скоро доедем? — робко поинтересовался он.

— Завтра.

— Как долго! — удивился Назарка. — Сколько кес[11] будет?