Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки Страница 4

«Ты ненормальная, – крутила пальцем у виска Надежда. – От вашей паршивой пьесы тошнит, я бы твоего Пигмалиона давно послала. Тоже мне, супермен выискался».

Но Лида колебалась. Она чувствовала с Вадимом внутреннюю связь, даже власть над ним. Их ссоры не слишком беспокоили, не огорчали ее, а то и радовали – всегда добавляли перца при примирении. Но и после долгих размолвок ноги не несли ее сами к нему, не заставляли бежать. А тут… С ней что-то происходило, она переставала понимать себя.

Лида вспомнила первую ночь с Егором. Память с услужливой готовностью перенесла ее в его небольшую квартиру. Они без конца пили кофе, сухое вино, о чем-то болтали. Егор много курил, нервничал, особенно когда повисала неловкая пауза и предстояло на что-то решиться, а он все не мог, боясь обидеть ее, словно школьник. В его неуклюжести, в улетучившейся уверенности чувствовались и чистота, и милая трогательная нежность, которая нравилась и возбуждала.

Лида улыбнулась, встала с кресла, отошла к окну. Давно опустилась ночь, в проеме между портьерами чернело беззвездное небо. Егор приблизился к ней вплотную, с тревогой посмотрел в глаза, ища поддержки, одобрения, отклика, и она прижала его голову к своей щеке, успокаивая, будто ребенка, шептала какие-то слова, гладила по волосам, мягко целовала в шею, чувствуя, как дрожит его тело. Лида с наслаждением вбирала в себя его дрожь, и та разливалась по ней счастьем, благодарностью, растущим желанием. В охватившей их отрешенности от всего на свете рассудок еще успел шепнуть ей, что для любви стыд не слишком дорогая цена, прежде чем она толкнула Егора на тахту, уже зная, что любое ее действие будет чудесным подарком. Она читала это в его счастливых глазах.

А потом они расстались. Егор исчез из ее жизни, казалось, навсегда. Он хотел ясности. «Я не гожусь в тихие воздыхатели, – настаивал он. – В безответную любовь, извини, не верю». Надо было решать, а она, как с Вадимом, все тянула, будто надеялась сделать их похожими друг на друга. Но Егор не походил на Вадима. Он ушел, не звонил, исчез.

– Стерва я, – сказала она Надежде, – доигралась.

– Может, и стерва, – согласно кивнула Надежда, – да только, видать, не больно нужен он тебе. Вот и забудь. Размазня твой Егор, надо было ему шепнуть, что на тебя узда нужна. Ежовые рукавицы. – Надежда, нахмурив брови, погрозила кулаком. – Патриархат! Короче, кончай себя есть. Любила бы, сама побежала бы как миленькая…

И она побежала. Спустя два года.

Вторая встреча произошла летом. Лида сразу почувствовала, что кто-то, подстроившись под ее шаг, идет сзади. Летнее солнце клонилось к закату, светило в спину, и было видно, как в ее вытянутой тени прячется другая тень.

Кто-то шел за ней. Шел нагло. Ясное дело, уткнув похотливые глазенки в стройные ноги, бедра и высокую талию. Лида резко обернулась, собираясь выдать что-нибудь горяченькое прямо в поганую рожу, но чуть не подавилась, увидев хитрющие и радостные глаза Егора. «А я думал, сразу сумкой засветишь, – засмеялся он, беря ее под руку как ни в чем не бывало. – Мы квиты».

И вот пролетел месяц. Лида лежала истомленно, позабыв, что голая, в бесстыжей позе, лежала и думала, что теперь придется решать всерьез. Она заново присматривалась к Егору. Похоже, его одолевали какие-то мысли, но он старательно их скрывал. Сначала ей казалось, причина в ней, в неожиданно вернувшейся их близости, но потом поняла: его беспокоит что-то другое.

У нее были и свои причины для тревоги… Какого счастья желает она: с деловым, циничным, по-своему верным, изученным вдоль и поперек Вадимом или с мягким, добрым, даже романтичным Егором? Почему-то жизнь всегда отбирает одной рукой то, что дает другой. Она легко представила, каким через десять лет станет Вадим. Приличное положение, хорошая работа, заматеревший отец семейства, тихие похождения на сторону с соблюдением приличий, ничего серьезного.

А Егора представить не могла. Он, казалось, в свои двадцать пять не понял, что нельзя объять необъятное, не знает меры своим силам. За все хватается очертя голову. Сплошные признаки медленного взросления. Возможно, виной тому работа в газете, с помощью которой он наивно полагает изменить жизнь. И между ними он хочет ясности, чтобы иметь надежный незыблемый островок. «Ну и что, – спрашивала она себя, – кто сказал, что путь к зрелости всегда прям. Со временем и у Егора разум угнездится с сердцем. Зато он не скрывает своей любви. С ним она чувствует себя почти счастливой. Это «почти» означало неопределенность: а любит ли она его?

Вся комната уже была залита ярким светом, солнце ласкало теплыми лучами лицо и открытую полную грудь, проникало сквозь смеженные ресницы. Не в силах больше сдерживаться, она улыбнулась, будто бы во сне, обняла Егора за шею, притянув к себе, и, услышав у уха его дыхание, почувствовав теплые ладони под спиной, отбросила руки на подушку и открыла глаза.

После обеда они решили погулять, а вечером поужинать в ресторане. Был субботний день, горожане разъехались по дачам. Август уже разбрызгал рыжую краску по листьям. Солнце грело не сильно, с мудрой добродушной усмешкой. В такое время город был красив, особенно его старая часть. Они прошли по тенистым аллеям большого зеленого парка к площадке, от которой берег круто обрывался к реке. Река темной лентой неторопливо катила свои воды далеко внизу. Противоположный берег поднимался полого, по нему змеилась и исчезала за зелеными холмами дорога. Справа от нее, окруженная густыми деревьями, склон украшала небольшая церквушка, с удивительно тонкой, стройной, словно девушка в белом платьице, колокольней.

– Вот оттуда они и ходили, – сказал Егор.

– Кто ходил? – не поняла Лида.

– Татары. Степь.

Шестьсот с лишним лет назад на месте парка гордо высилась крепость – пограничный форпост Московского княжества, до столицы которого отсюда неполные две сотни верст. Жил здесь в те времена еще тот народец. С деньгами расставался неохотно, за нос водил литовского князя. С его жалобы на горожан в Константинополь и начинается писанная городская история. Но сам город возник раньше, когда вокруг погуливали ордынцы хана Батыя, жгли, грабили окрестные поселения. Потом окрепшее Московское царство двинуло свои границы на запад, к «европам», куда предки наши стремились не только учиться щи ложкой хлебать, но и к морским просторам. Так и шли упрямо славяне во все четыре стороны света. К воде. К морям. К океанам.

В последнюю войну немцы здесь задержались лишь на пару месяцев, поэтому старый город, спроектированный Баженовым с Казаковым, сохранился и радует глаз, когда из-за крайних сосен с дороги, идущей сквозь сосновый бор, внезапно, в одно мгновение распахивается перед путником на высоком холме. Всем хорош город, да только жить в нем Егор Перелыгин не хотел.