Валерий Нечипоренко - Ловчий Страница 4

— Что ты не отказался бы забраться в мою постель.

— Оно удивительно прозорливо.

— А ты чертовски хитер.

— Помилуй! Я не умею хитрить с женщинами, особенно с такими обворожительными.

Она сжала мою руку:

— Ну так поехали…

— Куда?

— Ко мне. Ты хочешь?

— Спрашиваешь!

— Но учти: прибраться я не успела.

— Неважно… Посиди минутку. Надо прихватить что-нибудь с собой.

Когда мы вышли на Невский, было около одиннадцати. Проспект выглядел пустынным, лишь редкие парочки да одинокие прохожие торопились к метро.

— Куда едем? — уточнил я.

— На Бухарестскую.

Остановилась первая же машина. В салоне Алевтина прижалась ко мне, и мы крепко поцеловались.

Поездка пролетела незаметно…

Наконец мы остановились у девятиэтажки, растянувшейся на целый квартал.

— Кстати, какие сюрпризы ожидают меня в твоей обители? — поинтересовался я, когда мы двинулись по тротуару. — Бабушка, дочка, свирепый пес?

— Никаких! — Она встряхнула копну своих темных волос. — Сынишка у предков в Колпино, бывший муж греет задницу на Кипре, ну, а если появится кто из любовников, спустишь его с лестницы сам.

— Договорились. Кстати, как зовут сынишку?

— Сашенька, Алик.

— Сколько ему?

— Шесть. На будущий год в школу.

— В следующий раз я привезу для него подарок. Он такой же красивый, как мама?

— Ну, ты мерзавец! — Она, смеясь, потянулась ко мне и чувствительно куснула за мочку уха. — Слушай, я тебя хочу!

Когда, поднявшись на третий этаж, мы оказались у ее дверей и она не сразу угодила ключом в замочную скважину, я понял, что напрасно переживал по поводу ее выдержки.

Ну вот наконец мы вошли в темную прихожую. Алевтина нашарила на стене выключатель. Вспыхнул свет.

Сбросив туфли, она босиком прошлепала на кухню, включив свет и там, а попутно — в комнате и совмещенном санузле. Затем рывком выдернула вилку телефона:

— Пусть катятся ко всем чертям…

Вплотную подойдя ко мне, она забросила мне руки на плечи и поцеловала долгим-долгим поцелуем.

— Покури пока. И поставь чайник. Сделай кофе. А я ополоснусь.

Она исчезла за узкой дверью. Оттуда послышался шум воды, на который накладывалось пение хозяйки дома.

Я огляделся.

Квартира была миниатюрной. Встав в коридоре у стены и вытянув руку, я без усилий дотягивался до противоположной стены. В комнате, как и предупреждала Алевтина, было неприбрано: постель смята (судя по положению единственной подушки, спала моя новая знакомая в одиночестве — по крайней мере накануне), дверца шкафа приоткрыта, со спинок стульев свешивались предметы дамского туалета, на столе — пепельница, полная окурков.

Я прошел на кухню. Здесь было опрятнее, если не считать второй пепельницы, переполненной даже не окурками, а наполовину выкуренными сигаретами и даже едва зажженными, но сломанными, смятыми нервной рукой.

Я заглянул в холодильник: одно яйцо, два сморщенных огурца, подвядший пучок зелени и блюдце с крохотным параллелепипедом масла. В подвесном шкафчике я обнаружил полупустую пачку чая, соль, немного гречки и два пакетика супа… В банке растворимого кофе порошка оставалось на самом донышке.

Черт побери, неужели она и впрямь бедствует?

Я разыскал чистые тарелки и разложил на них привезенные бутерброды. Так, где у нее стопки?

Едва я закончил приготовления, как появилась Алевтина, кутаясь в махровый халат.

Бывает, что, смыв косметику, женщина лишается половины своего шарма. Однако, к чести Алевтины, душ даже омолодил ее. Во всяком случае, выглядела она весьма притягательно.

Заметив полную рюмку, она, не садясь, выпила и улыбнулась мне:

— А знаешь, Дима, я все еще стою двести долларов.

— Гораздо больше!

— Ты не понял! — Она игриво топнула ногой в пластиковом шлепанце. — Я хотела сказать, что я еще ничего. Мужики на меня облизываются. Так-то, милый! — Она зазывно запрокинула голову. — Видел там, в кафе, остроносого типа с бородкой?

Честно говоря, я не запомнил, но кивнул.

— Ну, такой, с гнусной рожей? Пятый год меня обхаживает. Одно мое слово — на коленях приползет. Ноги целовать будет. — Она вдруг стукнула кулачком по столу так, что посуда подпрыгнула. — Не дождется, гад!

Алевтина покачнулась.

— Конечно, — согласился я. — Ты так прелестна, что сама можешь выбирать.

— А что мне остается?! — вдруг взорвалась она. — Из меня сделали шлюху, элементарную б…дь! Ты понимаешь?! Суки! — В ее глазах заплясали сумасшедшие огоньки. — Сманили в новую газету, наобещали золотые горы, а та возьми и лопни! Что же мне теперь — в многотиражку идти?! Падлы паскудные! А жрать-то надо! А одеваться?! А отдохнуть хотя бы пару недель от этого бардака? А Сашенька? Твари! Ну почему я такая невезучая?! За что?! — Она уронила голову на скрещенные руки и зарыдала, содрогаясь всем телом.

Вот они, запоздалые плоды моего коварного угощения.

Я погладил ее по влажным волосам, по гибкой спине.

— Успокойся, Аля. Все будет хорошо. Я тебе помогу…

Я уговаривал ее как маленькую, и постепенно она затихла.

— Аля, милая…

— Милая? — Она вдруг резко оттолкнула меня, затем вскочила из-за стола и сбросила халатик, швырнув его на подоконник. — Двести долларов за милую! — Провела ладонями от бедер до аккуратных грудей, приподнимая их и сводя вместе. — За удовольствие надо платить! — В ее зеленых зрачках читалась откровенная враждебность.

— Хорошо, — сдержанно отозвался я. — Ты их получишь. Но я ухожу.

Она опять покачнулась, затем пристально посмотрела на меня, будто узнав только сейчас.

— Налей мне еще.

— С тебя довольно.

— Нет, прошу!

— Нальешь сама. — Я потянулся за «дипломатом». — Сейчас ты получишь свой заработок и попрощаемся.

Вдруг в мгновение ока она сказалась рядом и устроилась у меня на коленях, обвив мою шею руками.

— Милый, ты не так понял, — дразняще прошептала в самое ухо. — За деньги я трахаюсь для Сашеньки. Но если мне кто понравится, как ты сегодня… Я ничего не прошу, кроме ласки. Сегодня я твоя. Без всяких условий. Вся-вся… — Извиваясь, она принялась тереться о мою грудь.

— Я ведь не святой.

— Милый, ну же… — Ее горячие, настойчивые руки выдернули мою рубашку из брюк.

Я понял, что остаюсь.

— Иди в комнату. Я сейчас…

Однако привычка принимать перед постелью душ на сей раз сослужила мне дурную службу.

Когда через три минуты я вошел в комнату, Аля крепко спала в позе грациозной кошечки.

Я укрыл ее простыней, поправил подушку и вернулся на кухню. Закуску убрал в холодильник, а на столе оставил несколько крупных купюр. Пусть купит себе какую-нибудь обнову.