Александр Кулешов - Искатель. 1984. Выпуск №6 Страница 4

Наметанным глазом я сразу определил, что деревья чувствовали себя прекрасно. Даже породы, избалованные куда более благодатными почвами. Интересно, что они в своем «Спасателе» делают для этого?

«…Успехи работников «Спасателя» поражают воображение. Хочется воскликнуть: «Не может быть!», — когда видишь перед собой рядом с гинкго мощный кедр и виноград, рядом с исполинским эвкалиптом карельскую березу и магнолию. «Неужели наконец настанет тот день, когда, выйдя в свои сады, мы сможем любоваться цветением араукарий и финиковых пальм?!» — пронеслось в мозгу. Поток газетных штампов — неизбежная издержка моей профессии.

Я перекинул сумку в другую руку и поплелся дальше. Маленькая просека вела на удивление прямо, не виляя, как это обычно бывает с лесными грунтовками. Она поросла короткой жесткой травой, скрипевшей под подошвами.

Справа снова показалась группа кактусов-опунций, тех самых, что не давали покоя фермерам Австралии, заняв гигантские просторы пастбищ. Здесь опунции росли обособленной группкой, каждое растение намного выше человеческого роста. Ощерившись крупными острыми иглами, они выглядели в этом лесу словно пришельцы из космоса. Впрочем, все видимое скорее вызывало ассоциации с ботаническим садом.

«…Профессору Квастму удалось разбить ботаническую оранжерею посреди пустыни. Достаточно сделать один шаг, и из мира красоты и гармонии вы попадаете в местность с лунным пейзажем. Трудно предсказать, какие перспективы открывают перед сельским хозяйством работы Квастму но использованию неплодородных почв…» — снова заскользили в сознании избитые фразы и стереотипы, избавиться от которых мне, видимо, не удастся никогда.

«Странно, — подумал я, — почему же Азальберто так сторонится этих мест? Почему все это прекрасное сообщество растений называют «дьявольским садом»? Да ведь сюда надо людей водить на экскурсии и деньги за это брать!»

С каким трудом удалось уговорить этого местного парня подбросить меня к «Спасателю»! Однако въезжать на территорию заповедника он отказался наотрез. По его лицу я понял, что за отказом стоит нечто большее, чем просто неприязнь. Пожалуй, это было похоже на тщательно скрываемый страх. Неужели все эти незнакомые им растения, араукарии и эвкалипты…

Мои мысли разом оборвались.

Я продолжал идти, словно ничего не произошло, однако затылок горел от чьего-то пристального взгляда. Никогда в жизни ничьих взглядов я не чувствовал, но сейчас все внутри напряглось, как натянутая тетива. Теряя самообладание, я остановился и резко обернулся. Меж ближайших колючих блинов опунций притаились в тени два глаза: меня разглядывали.

— Эй! — крикнул я не своим голосом. — Кто там?

Глаза не шелохнулись.

«…Преступник хладнокровно взял на прицел беззащитную жертву, и его палец плавно лег на спусковой крючок карабина…»

— Да кто же там прячется?! — Громким голосом я хотел подбодрить себя, но вышло наоборот. Он прозвучал немощно и одиноко в этом странном лесу. Тогда я сделал движение, будто собирался подойти к опунциям поближе, и из-за них молниеносно выскочило существо, в котором я смутно признал обезьяну.

Обезьяна?!

Сумка словно сама собой очутилась на траве, выскользнув из моей руки. Это было невероятно, если только я еще доверял своим глазам. А я на них очень привык полагаться. Даже гордился цепкостью своего «репортерского» глаза.

Обезьянка была небольшой, что-то вроде макаки, но точно определить было невозможно. Она стремительно вскарабкалась по стволу дуба и скрылась в густой кроне. Я же стоял с раскрытым ртом от удивления.

Ну ладно, я еще могу поверить, что в условиях местного континентального климата и иссушенных почв каким-то непостижимым методом Квастму удалось вырастить или прижить удивительные растения. Но обезьяны! Это было уже слишком. Никто и ничто не в силах заставить меня поверить, что эти уроженцы Северной Африки здесь чувствуют себя нормально на воле.

Но размышлять над всем этим особенно долго мне не пришлось. Соображения насчет уместности в данной ситуации обезьян были прерваны далеким лаем. Собаки брехали хором, в котором угадывалось более десятка особей.

Меня вовсе не прельщала встреча в лесу со стаей одичавших собак, поэтому я поспешил вперед, надеясь поскорее добраться до научно-исследовательского центра. В спешке я уже перестал обращать внимание на породы растений, хотя иногда встречались совершенно изумительные экземпляры.

Лай нарастал. К сожалению, было невозможно определить в точности направление, откуда он исходил, но лай, во всяком случае, приближался.

Стая показалась из леса тогда, когда впереди уже маячило длинное приземистое здание. Я пустился во весь дух, крепко держа свою пудовую сумку. Собаки нагнали меня легко Зная дурную привычку этого племени бросаться на бегущее существо, я остановился и замер, чувствуя, как сердце лупит о грудную клетку.

«…Смерть молодого журналиста в необыкновенном экологическом саду исследовательского центра профессора Кеннета Квастму, без сомнения, была вызвана недопустимой расхлябанностью персонала, убежденного, что на территории экосада не могут находиться чужие люди…» — пролетела в мозгу безумная репортажная галиматья.

«Ну нет! — тут же оборвал я себя. — Умирать-то я еще не собираюсь! Все-таки это собаки, а, насколько мне известно, собаки не дичают до конца дней своих, даже попав в волчью стаю. Значит, на человека они просто так не бросятся… Если, конечно, их для этого не дрессировали специально!»

Стая окружила меня. Это были разномастные дворняги, среди которых выделялись благородством экстерьера и молчаливостью черный мохнатый ризеншнауцер и угрюмая широкогрудая немецкая овчарка. Дворняги продолжали надрываться метрах в четырех от моей фигуры. Ризен же и овчарка, по-прежнему молча и сосредоточенно, подошли и, немеющего, подтолкнули меня вперед, по направлению к видневшемуся дому.

«Люди! — хотелось отчаянно крикнуть мне. — Где же вы? Не дайте пропасть молодому журналисту, так и не написавшему своей самой сенсационной статьи!»

В душе я проклинал своего шефа, нашедшего для меня эту тему. Седой, высокий, почти старик, он носил среди сотрудников редакции кличку Крольчонок за свои вечно красные глаза и привычку подергивать верхней губой в задумчивости.

— Что тебе говорит имя Кеннета Квастму? — спросил он. — Профессора Кеннета Квастму?

— Каких наук профессора? — полюбопытствовал я.

— Это тебе тоже предстоит узнать. — Крольчонок снял свои массивные роговые очки и близоруко на меня уставился. — Послушай, Бэрни, этот профессор бросил какой-то институт во Флориде, большой и серьезный, и уехал в отдаленный глухой заповедник. Лет десять назад проходил у нас материал о его успехах — там удалось ассимилировать саженцы тиса на солончаках. Это прозвучало настолько дико, что никто всерьез заметку не воспринял. Вот, — он несколько раз дернул губой. — А вчера я у себя в книжечке обнаружил запись об этом. Мне кажется, имело бы смысл тебе туда съездить.