Виталий Гладкий - Приключения-91 Страница 41

— А до мокрого не дойдет?

— Не твои заботы. Мое дело. Если из окна Фридман, к примеру, сиганет, туда ему и дорога, скажут. А кто будет следствие по самоубийству, скажем, вести... это опять-таки я позабочусь. Короче. Твоя задача — разговор с Маринкой. Пусть пораскинет мозгами, ей много виднее...

— Так... — Мордашка полез в письменный стол, достал какие-то бумаги. — Вот. — Положил перед Евгением. — Это — гостевой вызов в город Берлин. Фотографии. Оформляешь мне паспорт. Как гарантию хотя бы.

— Понял, — наклонил голову Дробызгалов. — Справедливо. Будет готово на следующей неделе. Но! Ты мне Фридмана, я тебе паспорт.

— Нет, — сказал Мордашка. — Наоборот.

— Нет, Мишуля, — сказал Евгений. — Не наоборот.

Выходя от Мордашки, Дробызгалов подумал, что, хотя и разыгрывал спектакль, вступая якобы в сговор со спекулянтом и сестрицей его, а ведь кто знает, вдруг и заполучит он эти бриллианты? И вовсе не для официальной их передачи неблагодарному руководству... Если помечтать в таком направлении, то исчезнувший из поля зрения Фридман вызовет, конечно, скандал, но да и пусть вызывает, он, Дробызгалов, выкрутится. А Валера вдруг да переселится в надежный подвал с чугунной дверью, есть этакий в капитальном подземелье одного из старых домов в районе... И есть те, кто в подвале могли бы заняться обработкой Фридмана. Народец — зверье, сволочи отпетые, но, главное, судьбы их от Дробызгалова зависят, а кроме того, шавки они, приблатненная мразь, а значит, будут вне подозрений мафии, ибо нити, ведущие к исчезновению Фридмана, начнут искать разные крестные отцы у себя же, своих начнут трясти — профессионалов высокого полета и квалификации...

Мечты, мечты... Попробуй заволоки этого Фридмана в подвал, как бы самому в нем не очутиться, это куда реальнее... А в теории, конечно, все рисуется здорово, даже если придется камушки сдать согласно описи. Будет результат, и пытки в подвале легко спишутся на счет неопознанной группы рэкетиров-гастролеров, да и кто будет копаться в подробностях?..

Мечты, мечты...

ФРИДМАН-МЛАДШИЙ

Еще с утра накатило раздражение... Это состояние не отпускало его уже с год, да, где-то так. И копилось раздражение, как он понимал, уже давно, едва ли не всю жизнь копилось. А сейчас, когда разобрался он в этой своей жизни, когда понял ее всю, раздражение и не отпускает... Сорок два года. Прожитых бездарно, впустую. Вот они: школа с армейской буквально дисциплиной, пионерлагеря с их тупыми идеологическими мероприятиями — взвейтесь-развейтесь; после — армия: внутренние войска, два года на вышке с автоматом, зековские «пятерки», «мазы» с решетчатыми каркасами, сырая казарма, офицерье, хлещущее водку и отсиживающее свои двадцать пять лет до пенсии по другой стороне забора зоны; опять-таки идеологические выкрутасы о священном долге, об охране мирного сна тружеников; дедовщина, караулы, колючая проволока... Затем физтех, невозможность устроиться на нормальную работу из-за пятого своего пункта... Отец с братом уехали, а ему, Валерию, диплом физтеха мощным стал тормозом: отказ за отказом... Ну и пошло-поехало: фарцовка, совмещенная с должностями то библиотекаря, то курьера... Хорошо, познакомился с деловыми людьми, стал их подручным и быстренько нахватался знаний в университете подпольной жизни. В двадцать девять лет выбился в крупные цеховики. Чем ни занимался: и люстрами пластмассовыми а-ля хрусталь, и брошками-бабочками, и запонками... К тридцати двум «набил» свой «лимон». Хороши были брежневские времена, они и выручили. Денег — только нагнись и собирай. И схема проста: купи всех и делай что хочешь. Да, славные годы. Но и развратили его, затуманили перспективу. Думал, до бесконечности все так и будет, думал, раз «лимон» в кармане, значит, шабаш, всюду и все можно, и рыпаться некуда. Живи и грейся. А что вышло? Сейчас этот «лимон» — бумага. А жизнь — каждодневное ожидание непредсказуемых перемен. Люди в разброде, экономика в развале. Идеологический стержень, выдернутый из общества, превратил его в кисель. У людей открылись глаза на свой рабский труд за жалкие гроши под ударными, фальшивыми лозунгами, и промышленность начала стопориться. В воздухе витала угроза гражданской войны, эмиграция нарастала, и Фридман подумал, что не воспользоваться шансом для спасения собственной жизни попросту глупо. К тому же ходить в золоте среди дерьма стало тягостно и скучно. Ему, конечно, было далеко до партийно-правительственной элиты с ее распределителями, заграницами и домами отдыха, но жил он не хуже, пусть за все переплачивал, начиная от колбасы и сигарет и кончая путевками в райский уголок Дагомыса. Но жить так он уже не хотел. Перестройка открыла ему дверь за рубеж, однако в суть ее он абсолютно не верил. Для воплощения провозглашенных задач требовался качественный скачок, а... кому прыгать? Семьдесят лет поджилки у народа резали, создали нацию инвалидов, какие теперь рекорды? Прогрессивные кооператоры? Эти вызывали у Фридмана невеселую усмешку. Усматривал он в их рваческом копошении нечто от капитализма начального периода развития, а если так — еще на полвека уготованы стране муки и кризисы... Депутатский телевизионный треп вызывал откровенную скуку, и два пути развития общества усматривал Фридман в данной смутной ситуации: либо к власти придет новоявленный советский Пиночет, государство снова утянет в вековую колею централизованного командного управления, либо демократическая вакханалия превратит Союз в странный конгломерат раздробленных и нестыкующихся форм, что устоятся, когда рухнет последний оплот государственного монополистического капитализма, в котором Валерий Фридман родился, вырос и прожил жизнь. Но не скоро он рухнет. Много еще слов произнесется, много прольется крови и слез... Перестройка — пора утраты иллюзий. За это Фридман был перестройке благодарен. Корабль, на котором он плыл, дал течи по всему корпусу, потерял курс, и он, нисколько не смущенный сравнением своей личности с представителями грызунов, бежал с этого корабля на иной по тонкому, готовому в любой момент сгинуть мостику.

Вначале навестил Валерий брата Семена, прибыв в США по гостевому вызову. Сбылась мечта узреть Америку. Погостил бедный родственник у родственника богатого, искупался в океане, побродил по Уолл-стрит и Брайтон Бич авеню — двум противоположностям Нью-Йорка, обозрел великолепные небоскребы и огромные мосты — монстры по сравнению с московскими; поел устриц с шампанским, ананасов и киви... И запросился домой.

— Сумасшедший! — выговаривал ему старший брат. — Зачем? У меня отличный адвокат, мы утрясем все с иммиграционными властями, оставайся... Деньги из Союза переправим, найдем концы... Ты же рискуешь жизнью, возвращаясь...