Деннис Уитли - Сокровище царя Камбиза Страница 41

Мы осмотрели только три гробницы — расположенные рядом друг с другом большие квадратные камеры, вырубленные прямо в скале, но их росписи были лишь скромным подобием тех, что мы видели в Саккаре, и выполненных на много веков раньше.

Во время ланча наш пароход отплыл и остановился в три часа пополудни в Тель-эль-Амарне, где мы вновь сошли на берег.

Здесь, на восточном берегу, пустыня начинается почти сразу за Нилом, и это спасло древний город от полного разрушения. Все другие города древнего Египта строились на плодородных землях, и когда приходили в упадок и разрушались, место перепахивалось или засаживалось пальмами. Здесь же это было невозможно, и через три тысячи лет низкие стены кирпичных домов кое-где все так же образовывают улицы, а недалеко от берега сохранились и руины дворца.

Для случайного путешественника это были просто развалины древнего города. Но для всякого, хоть немного читавшего об истории Египта, Тель-эль-Амарна представляет особый интерес.

Во времена царствования XVIII династии, когда империя была в зените могущества и простиралась от Судана до Месопотамии, аристократ Иуа и его жена Туа изменили ее судьбу. Они сами не были египтянами, но поселились в Египте, а их дочь Тия стала супругой Аменофиса III. Когда фараон умер, чужеземная царица и ее родители воспитали ее юного сына Аменофиса IV в духе странного учения.

Они утверждали, что египтяне ошибались, почитая многочисленных богов, и что существует всего лишь один Бог, являющийся отцом не только египтян, но вообще всех людей, и он представлен в солнечном диске, дающем тепло и свет всем. Юный фараон стал фанатичным приверженцем учения своей матери, взял себе новое имя — Эхнатон, что означает «Возлюбленный Солнца», приказал своим подданным принять новую религию и открыто игнорировал власть могущественных жрецов старых богов в своей столице, в Фивах.

История следующего десятилетия Египта это история борьбы фараона-еретика со жрецами Амона. Поняв, что он не может победить их в столице, он построил себе новый город ниже по реке, в Тель-эль-Амарне.

Он жил там жизнью философа и мечтателя, а между тем великая империя приходила в упадок. Вместо указаний своим генералам относительно обороны городов в Палестине, он беседовал с ними только о братской любви или же заставлял целыми днями просиживать в приемной, отказываясь принять их.

После смерти Эхнатона фараоном стал его юный сын, также воспитанный в духе новой доктрины, однако вскоре подпавший под влияние жрецов старой религии. Они перевезли его назад в Фивы и дали имя Тутанхамон, но его царствование также оказалось коротким, он умер молодым и был похоронен в гробнице, известной теперь всему миру. Еретическое учение подверглось гонению, а новым фараоном и основателем XIX династии стал талантливый военачальник Хоремхеб. Он вскоре отогнал семитских захватчиков, но Египет уже не смог вернуть себе богатые города и обширные территории в Азии, потерянные мечтателем Эхнатоном.

Мы с Уной оседлали пару крепких осликов, избавились от местных попрошаек и поехали по берегу реки, через пальмовую рощицу к развалинам дворца фараона-еретика.

Махмуд предложил поехать прямо через равнину и осмотреть некоторые каменные гробницы, но мы с Уной устали от него и от толпы и решили, что нам доставит куда большее удовольствие посещение гробницы самого Эхнатона, находящейся где-то в миле или двух отсюда. В свете более поздних событий теперь мне кажется, что именно Уна предложила отправиться туда, хотя тогда я думал, что идея принадлежала мне.

Тропа к гробнице Эхнатона идет сначала в ущелье между холмами, а затем вдоль мелкого вади. Даже при ярком солнечном свете здесь несколько жутковато. Вокруг нет ни малейших следов человеческой деятельности, и создается впечатление, что до ближайшего поселения сотни и сотни миль.

По сторонам тропы возвышаются голые скалы и лишь кое-где пробиваются крохотные пустынные маргаритки и карликовые кустики, умудряющиеся расти в совершенно безводных местах, обходясь только собираемой ими ночной росой.

Путь оказался длиннее, чем я предполагал. Наши ослы были смирными ручными животными, но из-за неровностей почвы им приходилось в основном идти шагом, и прошло не менее часа, прежде чем мы добрались до гробницы. В сотне ярдов от нее стояло единственное жилище, возле которого девочка с растрепанными волосами пекла хлебные лепешки. Заметив нас, она отогнала вьющихся вокруг мух и поспешила позвать отца. Он выглядел отъявленным злодеем и держал в руках древнее охотничье ружье, — вероятно, как признак того, что был все же сторожем, — но, получив сигарету, он проводил нас к гробнице и отпер железную решетку, закрывающую вход. Мы привязали своих ослов и прошли внутрь.

Гробница вряд ли заслуживала бы внимания, если бы не то обстоятельство, что в ней некогда находились останки человека, основавшего новую религию. Росписи на стенах сохранились весьма плохо, и среди них нет обычного для царских гробниц сюжета фараона, приносящего жертву длинному ряду богов и богинь. Вместо этого везде были бесчисленные изображения солнечного диска с лучами, исходящими из него и оканчивающимися ладонью руки, символизируя жизнь и свет, изливаемые солнцем на фараона, его семью и все живое. Когда мы вышли наружу, я дал сторожу на чай, и он вернулся в свою хибару. Затем, взглянув на часы, я сказал, что самое время отправляться в обратный путь.

Однако Уна придерживалась иного мнения. Она сказала, что сейчас только половина пятого и что пароход, покинув Тель-эль-Амарну, доплывет лишь до Бени-Мухаммеда, где станет на якорь на ночь, поэтому, на ее взгляд, нет причины торопиться.

— Нам потребуется час с лишним на обратную дорогу, — сказал я, — и мы вернемся на берег не раньше шести. Я сомневаюсь, что наша группа проведет на берегу больше трех часов, поэтому мы только-только успеем, если отправимся прямо сейчас.

— Если вы этого боитесь, возвращайтесь один, — пожала она плечами. — Я найду дорогу и без вас.

— Не говорите глупости. Вы отлично знаете, что я беспокоюсь только о вас.

— Хорошо. Позвольте мне немного отдохнуть, у меня ноги совсем подгибаются. Посидите рядом со мной.

Она выглядела столь одинокой в этой молчаливой пустынной долине, а ее лицо, обрамленное темными вьющимися волосами, казалось таким привлекательным, что, должен признаться, меня не потребовалось долго убеждать.

— Я готов оставаться здесь сколько угодно, — улыбнулся я, когда она уселась у скалы. — Но, думаю, вам не очень удобно опираться спиной о камень. Не лучше ли использовать в качестве опоры мое плечо?