Луи Буссенар - С Красным Крестом Страница 41

Полковник, командовавший аванпостами, находился на передней траншее, осматривая ее, когда ему доложили о приближении небольшого каравана на дромадерах.

Он ждал гонца. Приказав немедленно провести его к себе, он сам отправился в свою палатку, разбитую неподалеку, в сопровождении трех офицеров. Дорогой один из них сказал ему:

– Полковник, вы видите эту негритянку? До чего она похожа, помните, на ту француженку, только перекрашенную.

Фрикетта поняла несколько слов, догадалась о смысле остальных и содрогнулась в душе при мысли, что ее могут вернуть в тюрьму Массовы.

На всякий случай она крепче уселась в седле и сказала Барке шепотом:

– Смотри!.. Кажется, нас узнали.

Кабил, достаточно понимавший по-итальянски, отвечал, что она не ошибается.

Полковник между тем с движением удивления и удовольствия говорил:

– А я так могу сказать это утвердительно. Видите, через раскрывшееся платье сквозит белая кожа плеча. Проклятая девка вычернила себе только лапы да мордочку… Вот так позабавимся.

Ахмед в эту минуту открыл сумку и, передавая депеши полковнику, попросил расписки в получении.

– Подожди минуту. А вы, красотка, потрудитесь сойти на землю… Напрасны ваши старания скрыться под этим нарядом, который, при всей странности, вам очень к лицу… Я вас узнал: вы – мадемуазель Фрикетта.

Эти слова как острие ножа вонзились в грудь Фрикетты. Видя постигшую ее неудачу в ту минуту, когда уже была близка цель, она представила себе ужасную тюрьму, потерю свободы, погибшую молодость и обратила на офицера взор, полный слез, который тронул бы тигра.

Полковник ухмыльнулся и грубо выругался.

Француженка вздрогнула при этом оскорблении, и кровь волной прихлынула ей к лицу. Окинув негодяя презрительным взглядом, она бросила ему в лицо одно слово:

– Подлец!..

Затем, сознавая, что она погибла, и, предпочитая смерть заточению, позору и оскорблению, она решилась на отчаянное средство.

В нескольких шагах от группы тянулась уже вырытая траншея. Здесь притаились солдаты, положив ружья на вал, чтобы стрелять при первой команде.

Фрикетта видела все это и подумала: «Я прорвусь через них, или они меня убьют… »

– Вперед, Барка! Вперед!

Изо все силы она ударила концом повода своего дромадера по шее.

Эти породистые и дорогие животные не переносят удара.

Представьте себе, что благородного скакуна, одного из победителей на скачках, стали бы осыпать ударами.

Дромадер Фрикетты замычал, как теленок, плюнул и одним громадным прыжком перескочил через траншею.

По странной и забавной случайности, густая струя его слюны попала прямо в лицо полковнику, который только что было открыл рот, чтобы крикнуть:

– Стреляй!

Барка, поняв отчаянную попытку тэбии, не колеблясь ни минуты, сильно ударил своего верблюда веревкой и, показывая кулак полковнику, крикнул ему:

– Каналья! Я отрублю тебе голову и язык твой брошу собакам!

Дромадер его устремился вслед за дромадером Фрикетты.

Ахмед бен Мохаммед тотчас понял, что его обвинят в пособничестве, арестуют, будут судить и приговорят к смерти. Ему оставался только один выход: последовать за ними.

Полковник, взбешенный, только заикался и бормотал:

– Стрелять! Стрелять по этим негодяям!

Солдаты быстро прицелились и открыли беглый огонь.

Стрелки сначала не попадали в беглецов. Но со временем положение становилось критическим. Многочисленные пули жужжали над ушами беглецов и, взрывая около них землю, отскакивали рикошетом со зловещим свистом.

Чудо, что ни одна из них еще не попала в цель. Вдруг раздался глухой шум снаряда, пробивающего мясо и раздробляющего кость. Два дромадера, пораженные на смерть, тяжело упали на землю, и вслед за тем раздались человеческие крики и жалобные стоны. Итальянские пули, – увы, – положили две жертвы. Товарищ Ахмеда бен Мохаммеда упал, пораженный в затылок. У гонца, раненного в спину, кровь хлынула из горла, и он умирал. Раненые дромадеры упали с перебитыми ногами. Так как эти верблюды шли позади, то они исполнили, в отношении Фрикетты и Барки, несшихся впереди, роль щитов. Кабил хотел остановиться, чтобы подать помощь товарищу, но тот удержал его, сказав:

– Беги, я погиб… меня не спасешь… я обещал слепой, что тэбия будет свободна… я сдержал обещание… Прощай!

Каждое слово, выходившее из его горла, сопровождалось потоком крови.

Это было надрывающее душу зрелище.

Несмотря на свистевшие пули, Фрикетта хотела было сойти с верблюда и оказать помощь несчастному, но увидела, что тут всякая помощь бесполезна.

В ту минуту, как с губ, покрытых кровавой пеной, слетело слово «прощайте», голова араба откинулась назад, глаза закрылись, по всему телу пробежала судорога… араб умер.

Две крупные слезы скатились из глаз Фрикетты, а Барка снова с ругательством показал кулак итальянцам.

ГЛАВА VI

Дромадеры снова понеслись. Пули продолжали свистеть, расстояние до линии абиссинцев очевидно уменьшалось. Абиссинцы заметили беглецов, однако не встретили их ружейными выстрелами, напротив, собирались помочь им. Вдруг с правого и левого фланга траншей показался огонь, заревели пушки, и итальянцы, изумленные таким неожиданным отпором, должны были прекратить свой огонь.

Скоро Фрикетта и Барка при неслыханном шуме совершили торжественный въезд в лагерь абиссинцев, и в первый раз увидели вблизи этих обитателей Шоа, на которых итальянцы смотрели свысока, как на дикарей, и которые нанесли им такое жестокое поражение.

Здесь не видно было ни султанов, ни касок, ни золотого шитья на мундирах, ни мишуры, ни галунов. Войско было одето в обычный костюм жителей: легкие белые панталоны немного ниже колен и большой белый балахон с красной полосой посредине, задрапированный по-античному. Фуражку заменял платок, плотно обхватывающий голову и завязанный на затылке – обычный головной убор негуса, скрывающего под ним свою плешивость.

Но у каждого солдата на боку висел громадный патронташ, набитый патронами, и полотняная сумка с разной провизией. Рядом висела прямая сабля в форме меча, а за спиной – ружье, предмет нескончаемых забот абиссинца.

Под предводительством своих начальников, безгранично, до обожания преданных негусу, что еще увеличивает их природную храбрость, абиссинцы бьются за свою независимость с беспримерной отвагой.

По первому призыву негуса они все бросили: семью, дом, родину, чтобы отразить нашествие.