Линкольн Чайлд - Меч карающий Страница 42

Сен-Джон бросил быстрый взгляд на оборудование и сцепил руки за спиной.

– Дух в машине, а, Керри? – рискнул спросить он.

Вопнер даже не обратил на это внимание.

– Я слабо разбираюсь в компьютерах, – продолжил Сен-Джон, его сочный голос заполнил всю комнату. – Но одно выражение знаю: мусор на входе – мусор на выходе[28].

– Ох, смеху-то сколько! Но это не программирование.

– А-а-а, я понял. Может, разгадка в человеческом факторе? Помнится, одного неправильного выражения на Фортране хватило, чтобы «Маринер-1» превратился в космический мусор, и о нём никто никогда больше не слышал.

– Суть в том, что теперь всё работает, – рассудительно заметил Хатч. – Почему бы не оставить это так, как есть?

– Ага, и всё повторится снова. Я хочу знать, почему в один момент отказала сразу вся эта дрянь!

– Ты всё равно ничего не можешь с этим поделать, – сказал Сен-Джон. – А между прочим, мы отстаём от плана по расшифровке. До сих пор ничего не получилось. Я провёл ещё несколько исследований по ряду направлений, и мне кажется, мы слишком уж быстро отказались от…

– Дерьмо на палочке! – огрызнулся Вопнер, на колёсиках поворачивая кресло в его сторону. – Ты что, снова собрался мямлить о полиалфавитных шифрах, а, старикан? Короче – я собираюсь модифицировать алгоритм прямого подбора, задать пятидесятипроцентный приоритет и по-настоящему взяться за дело. А тебе… Почему бы тебе не спрятаться в своей библиотеке? Возвращайся вечером с парочкой более полезных мыслей.

Сен-Джон бросил на Вопнера быстрый взгляд. Затем облачился в пиджак и, нагнувшись, вышел за дверь, погружаясь в тусклый утренний свет. Хатч последовал за ним в офис историка.

– Спасибо, – сказал Хатч, возвращая Сен-Джону две папки.

– А ведь он прав, знаете ли, – заметил историк, усаживаясь за стол и медленно придвигая к себе пишущую машинку. – Просто я уже проверил всё остальное. Все методы, которые пробовал, основываются на методах, известных в эпоху Макаллана. Подбирался со стороны арифметики, астрономии, астрологии, пробовал шифры на других языках. Всё без толку.

– А полиалфавитные – что за звери? – спросил Хатч.

Сен-Джон вздохнул.

– Полиалфавитный шифр. Он довольно прост, правда. Видите ли, большинство шифров в эпоху Макаллана были простыми монофонными замещениями. Есть нормальный алфавит и алфавит шифра, беспорядочно перемешанный. Чтобы закодировать документ, просто замещаешь нормальные буквы соответствующими из второго алфавита. Допустим, ты заменяешь s на y, а e – на z. Тогда, шифруя слово "see", получишь "yzz". Такие шифровки можно встретить в местных газетах.

– По-моему, всё просто.

– Да. Но этот метод не такой надёжный. Но что будет, если взять несколько алфавитов шифра? Допустим, вместо одного берёшь десять. И, зашифровывая документ буква за буквой, по очереди сменяешь все десять алфавитов, а потом возвращаешься к первому. Это полиалфавитный шифр. Теперь "see" уже не просто "yzz". Каждая буква в слове берётся из новой таблицы.

– Надо же! Похоже, такой шифр взломать нелегко.

– Да, они очень трудные. Но Керри аргументирует тем, что полиалфавитные шифры не применяли во времена Макаллана. О, конечно, о них знали. Но их считали слишком трудоёмкими, в них было так легко ошибиться, – продолжил Сен-Джон и ещё раз вздохнул. – Но в этом конкретном случае, самая большая проблема – сохранение тайны. Если Макаллан использовал такой шифр, каким образом он сумел бы спрятать все таблицы кодов, которые ему нужны? Ведь один взгляд на них Окхэма Рэд-Неда, и всё кончено! Ведь, каким бы архитектор не был умным, запомнить их все он не мог.

– Но если вы думаете, есть шанс на то, что это полиалфавитный код, почему не попробуете его взломать?

Уголки рта Сен-Джона чуть приподнялись, словно он пытается выдавить улыбку.

– Было бы у меня два месяца, тогда другое дело – с радостью бы попытался. Но у меня их нет. К тому же у меня нет ни малейшей идеи, какой длины ключ он применял, или как часто расставлял нули.

– Нули?

– Nihil importantes. Буквы, которые ничего не значат. Их расставляют, чтобы затруднить расшифровку.

За стеной прогудел сигнал с корабля, глубокий и таинственный. Хатч бросил взгляд на часы.

– Уже десять, – сказал он. – Пожалуй, я пойду. Через несколько минут будут запечатывать подводные туннели и выкачивать воду из Колодца. Удачи вам с Керри!

19

Покинув Главный лагерь, Хатч трусцой направился по дороге к Ортанку. Ему не терпелось увидеть, что за конструкцию возвели над Водяным Колодцем всего за двое суток. И, ещё не добравшись до самой высокой точки острова, он заметил застеклённую наблюдательную башню, со всех сторон окружённую узкой платформой. Приблизившись, Хатч отметил массивные подпорки, поддерживающие вышку чуть ли не в сорока футах над песчаным грунтом. Из-под нижней части башни свесились стрелы лебёдок и кабели, уходящие вниз, во тьму Колодца. Боже, – подумал Малин. – Должно быть, её видно с материка.

Эта мысль вернула его обратно, к пикнику с омарами, к разговору с Клэем и старым учителем. Хатч знал, что профессор Хорн никому не выдаст своего мнения. Однако со священником такой определённости не было. До сих пор отношение публики к «Талассе» казалось чрезвычайно благосклонным; ему надо действовать внимательно и осторожно, чтобы оно таким же и оставалось. Ещё до того, как праздник подошёл к концу, Хатч поговорил с Найдельманом насчёт того, чтобы взять Донни Труитта на работу. Капитан моментально зачислил его в состав группы, которая займётся раскопками на дне Водяного Колодца, едва тот осушат.

Хатч добрался до Ортанка и взобрался по наружней лестнице. Вид, открывшийся с наблюдательной площадки, просто очаровал его. Под жарким летним солнцем извечный туман прорвался в клочья; теперь стала видна даже тёмно-фиолетовая полоса континента. Солнце отражалось от моря настолько ярко, что вода стала похожа на расплавленный металл. Прибой накатывал на рифы с наветренной стороны, окружая их пеной и деревянными обломками. Незванным гостем в мысли ворвалась строфа Руперта Брука:

Жалкие пятнышки пены коричневеют,Сходят на нет, когда отступает волна

Услышав голоса, Малин поднял голову. На дальнем краю площадки он увидел Изобель Бонтьер, чей костюм для подводного плавания тускло отсвечивал на солнце. Она перегнулась через поручни и выжала волосы, оживлённо разговаривая с Найдельманом.