Дастин Томасон - 21.12 Страница 42

— И обозначают одно понятие, а не два, — завершила его мысль Чель.

Виктор принялся мерить лабораторию шагами.

— Точно. Что, если эти глифы следует трактовать так же? Что, если писец имеет в виду не отца и сына, а одного человека, наделенного качествами обоих?

Только сейчас до Чель начало доходить, к чему он клонит.

— Ты хочешь сказать, что писец говорит здесь о себе как о человеке, в котором живет дух его отца?

— Как по-английски мы часто говорим о том, насколько похожи на своих родителей. Я — вылитая мать. Или в нашем случае — вылитый отец, надо полагать. Да, он имеет в виду самого себя.

— То есть эта пара означает обыкновенное местоимение «я», — в изумлении поняла Чель.

— Мне тоже никогда прежде не доводилось сталкиваться с подобным употреблением глифов, — продолжал Виктор, — но мне встречались грамматические конструкции, где подчеркивалась связь знатного человека с богом.

— В то время как здесь подчеркивается связь с отцом.

«Я не благороден по рождению, и потому мои познания о том, как боги управляют нами, невелики, и многое из того, что боги нашептали бы в уши истинного Властителя, я не слышу», — заново прочитал абзац Виктор.

У Чель слегка закружилась голова. Все остальные кодексы были написаны от третьего лица, и рассказчик в них никогда не являлся непосредственным свидетелем или участником описываемых им событий.

Эта рукопись разительно отличалась от известных ранее.

Повествование от первого лица станет уникальным документом. И невозможно сейчас предсказать, как много удастся почерпнуть из него. Он может стать мостом, переброшенным через тысячелетия, и посвятить ее народ в мельчайшие подробности жизни далеких предков.

— Что ж, — произнес Виктор, доставая из кармана авторучку, словно это была шпага, — думается, пора нам узнать, стоит ли эта вещь всех тех бед, которые она принесла с собой.

14

«Ни капли дождя, дающего пропитание, не упало за половину цикла Великой звезды. Поля Кануатабы истощились и разрушились, деревья и трава уничтожены, олень, птицы и ягуар, хранитель земли, вынуждены были покинуть нас. Плодоносный слой почвы не восстанавливается, его больше не подпитывают опавшие листья. Склоны холмов осыпались. Только мухи еще роятся, а животные, бабочки и растения, данные нам Священным Создателем, не знают, куда укрыться, чтобы продлить жизнь своего духа. На животных нет больше плоти, из которой можно было бы приготовить пищу.

Я не благороден по рождению, и потому мои познания о том, как боги управляют нами, невелики, и многое из того, что боги нашептали бы в уши истинного Властителя, я не слышу. Но и я прекрасно знаю, что когда-то Кануатаба гордилась множеством величественных деревьев сейбы, открывавших великий путь в потусторонний мир. Их было больше, чем на всем взгорье, они росли так густо, как больше нигде в мире, и, благословенные богами, их стволы вызывали почти что умиление. А сейчас на всю Кануатабу их осталась едва ли дюжина! Наше священное озеро высохло и обратилось не более чем в грязь со дна. Струи воды, которые заставляли бить из камней, не радуют глаз больше ни во дворце, ни в храме. На площадях неприкасаемые умоляют нас купить свои никчемные растрескавшиеся горшки и гниющие овощи — никуда не годные заменители мяса, которое могут себе позволить лишь самые знатные люди города. В сезон охоты в окрестностях уже не встретишь ни агути, ни кинкажу[25], ни оленя или тапира. Дети Кануатабы страдают от голода все сильнее по мере того, как каждое новое солнце совершает свой величественный путь по небесному своду.

Так прости же меня, обезьяна-писец, чей перстень я ношу на пальце как символ всех писцов прошлого! Здесь, в Кануатабе, начинаю я свою рукопись на девственно чистых страницах из коры, которые я похитил у Властителя. Прежде я сам совершил в жизни слишком мало, чтобы заслужить упоминания в летописях Кануатабы. Я — всего лишь учитель сына Властителя и создал сорок две книги на придворной службе. Но сейчас я буду писать для народа и для детей наших детей, а потом и их детей, и создам честное повествование о том, что произошло в правление Ягуара Имикса!

Два солнца назад, после ночи, когда лишь четверть луны низко нависла в небе, собрались для встречи двенадцать из тринадцати членов совета при Властителе Ягуаре Имиксе. Якомо — придворный карлик, который столь же похотлив, сколь мал ростом, также присутствовал при этом. Мне знакомы другие карлики, которые трудятся в полях и любят Кануатабу не меньше, чем обычные люди. Но этот придворный прихвостень — он нечто совершенно другое, нечто весьма зловещее. Якомо необычайно прожорлив и жаден. Я не раз наблюдал, как он жует кору великого дерева, а потом сплевывает жидкость из своего мерзкого рта в специальный сосуд, стоящий у него на коленях. А недавно я стал свидетелем, как он соблазнял женщин посулами не более чем крошек из своей бороды, принуждая их ублажать себя, чтобы добыть хоть какую-то пищу для своих оголодавших детей.

Из тринадцати членов совета в этот раз не было только моего друга Оксиллы, хранителя припасов и придворного знатока зоологии и земледелия. Во время нашей предыдущей встречи пять солнц назад Оксилла разгневал правителя и, как я догадывался, теперь был за это наказан. Между тем Оксилла — добрый человек, надежный советчик Властителя в торговых вопросах, который хорошо разбирается в государственных финансах, то есть несет бремя, которого я бы никогда не пожелал взвалить на свои плечи. Ведь человек, который знает, сколько золота в казне правителя, познает также и пределы его могущества.

Галам, хранитель указов Ягуара Имикса и верховный жрец на протяжении десяти полных оборотов Календарного Диска, призвал к началу собрания:

— По приказу Ягуара Имикса и по его святому для нас повелению мы начинаем наш совет, чтобы почтить новое божество по имени Акабалам. Акабалам — величайший из богов. Ягуар Имикс своим указом велит всем отныне и впредь возносить ему молитвы.

Я — Пактуль, наставник наследника престола, которого зовут Песнь Дыма, следующего правителя Кануатабы, и знаю наизусть все наши величайшие книги. Ни в одной из них не упоминается бог Акабалам. И потому я спросил верховного жреца:

— Какую внешнюю форму изволит принимать Акабалам?

— Как только Ягуар Имикс сочтет необходимым дать дальнейшие разъяснения, Пактуль, я сразу поделюсь ими с членами совета. Я же сам никогда не осмелюсь претендовать на равенство в познании мира со святейшим из святейших Властителей.