Бимен - Алексей Бартенев Страница 43

***

Пробуждение сопровождалось сухостью во рту, и общей вялостью организма. Суставы без движения затекли, мышцы не слушались. Кил открыл глаза, но ничего не увидел. Он быстро заморгал, потом плотно зажмурился, до боли в глазных яблоках. Медленно открыл глаза, но опять, ничего кроме темноты не увидел. Ужас, сжимающий сердце холодной рукой, и жалость к себе, от того, что он ничего, кроме темноты он больше не увидит, заставили слезам навернуться на глазах. В немом бессилии Кил моргал и моргал, в надежде, что изображение появится. Внезапно обострившийся слух уловил чьи-то шаги в коридоре. Кил попробовал позвать на помощь, но горло высохло, и с губ слетало только шипение. Он набирал воздух в легкие, и снова попытался закричать. Снова, и снова, пока голова не закружилась, и не стало тошнить. Потом, он сообразил, что он может издавать и другие звуки, чтобы привлечь внимание. Еще раз, набрав полную грудь воздуха, он замычал. Замычал громко и протяжно, как мычат монахи во время медитации, и мычал пока в носу не засвербило, и нёбо не зачесалось. И, когда с последним звуком, воздух покинул его грудь, он увидел свет. Слезы счастья брызнули из глаз, и потекли по щекам. Дверь открылась, свет из коридора проник внутрь палаты, и Кил понял, почему ничего не видел. Ночная темнота, усиленная закрытыми жалюзи на окнах, сыграла над ним злую шутку, заставив заново полюбить жизнь, и радоваться внезапно вернувшемуся зрению.

В палату вошла невысокого роста, полненькая медсестра. В проеме видно было только ее силуэт. Она искала глазами источник звука, услышанного из коридора. Фастрич поднял руку, давая понять, что это он нарушитель спокойствия. Не то, чтобы он ей размахивал, нет. Он оторвал ее от кровати всего на пару сантиметров, но этого вполне хватило, чтобы оказаться замеченным. Девушка подошла к старику, и взяв его за руку, посмотрела в мокрые глаза.

— Пить? — она достала салфетку, и вытерла мокрые щеки. Затем налила воды, и видя бессилие Кила, напоила его. Холодная, освежающая вода, обожгла иссохшее горло, и прохладной рекой потекла через грудь в живот. Фастрич делал глоток за глотком, чувствуя, как силы возвращаются к нему.

— Спасибо! — его голос был хриплый, скрипучий. — Я давно здесь? — он озвучил мучавший его вопрос.

— Вам нужно успокоиться, завтра все узнаете. Придет доктор, и все вам расскажет, — медсестра присела на кровать, и положила свою маленькую ладошку на сухую руку старика. — Вы не волнуйтесь, все будет хорошо, — голос был вкрадчивый, убаюкивающий. Тепло от ее руки, и успокаивающие интонации возвращали Фастрича обратно в царство Морфея. Глаза слипались, а он пытался разглядеть свою спасительницу. Единственное, что Кил успел запомнить, перед тем, как заснуть была ровно постриженная светлая челка, обрамлявшая маленькое лицо с большими глазами.

5. Энни Волл

Ее звали «несчастный случай». Потому что, если случалось что-то, то непременно с ней, причем в самом наихудшем и трагическом варианте. Так по крайней мере она всем рассказывала. Как же все было на самом деле, не знает никто. Повзрослев, Энни Волл, научилась легко извлекать выгоду из своих рассказов. Невысокая, пухленькая, она больше походила на крупную ученицу средней школы. Это впечатление усиливали светлые волосы, задорная челка, и маленькое личико с большими, голубыми глазами. На протяжении двадцати лет менялись только предпочтения цвета одежды. Все остальное в ее имидже оставалось неизменным. Конечно при пристальном рассмотрении, становилось понятно, и сколько ей лет, и что вовсе не ангелок перед вами, а тонкие губы выдавали жестокую, и расчетливую натуру. Но первое впечатление у всех всегда было одинаково. Все вздыхали от умиления.

Вела она себя, скажем, как белка — прибывала постоянно в движении, по этой причине, разглядеть ее детально, получалось только у тех, кто слушал ее истории. Хотя при этом меньше всего хотелось ее разглядывать. Дело в том, что ее рассказы не вызывали никаких других эмоций, кроме жалости и чувства сострадания. Исключение не составляли даже смешные истории. Те, которые обычно звучат, когда нужно разрядить обстановку, или как оживший анекдот, чтобы развеселить слушателей.

Удивительно, но от переживающих людей, она словно заряжалась какой-то энергией. Для чего ей это было нужно? Я не знаю, но без сострадания она не могла. Поэтому, работала Энни в городской больнице, месте наполненном болью, и отчаянием. Слушая, а за тем передавая, со свойственным ей трагизмом, истории больных, она многократно усиливала переживания, а потом, как паук высасывала эмоции, рожденные ее рассказами. Те, кто хоть раз проникся к ней, уже не могли обходиться без ее присутствия. Поведение этих людей напоминало поведение доноров, которые регулярно сдают кровь. Через полгода посещения станции переливания, у них вырабатывается четкая зависимость, и они уже не могут обходиться без кровопусканий. Физически не могут. Здесь же была другая, эмоциональная зависимость. Сами того не подозревая, люди отдавали свою силу, и теряя интерес к жизни, буквально таяли на глазах. Их смерти, наполненные болью, становились началом новых историй, и так далее, далее, далее. Вместе со своими силами, больные, чаще всего одинокие старики, отдавали ей все, накопленное ими за долгие годы жизни.

Но были и такие, кто не поддавался ее чарам. То ли они видели ее сразу, как говорят насквозь, то ли были напрочь лишены сострадания, но к таким ей было даже прикасаться противно. Она обходила их стороной, и безусловно, долго в больнице такие пациенты не задерживались.

Ярким представителем этого типа людей был Кекс. Тот самый пузатый пират, которого мы уже видели. Отношения с Энни у него сложились, мягко говоря, натянутые. Наглый, бесцеремонный, абсолютно лишенный совести и сострадания он бесил ее одним своим присутствием. Но на этот факт Кексу было глубоко наплевать.

В больнице он оказался из-за проблем с кожей, и повышенного давления. Ему требовалось очищение крови, и регулярные косметические процедуры. По воле случая и то и другое должна была делать именно Энни Волл. С переливанием крови она справлялась, хотя иногда и просила ее подменить. А вот косметические процедуры, включающие в себя отшелушивание скрабом, очищение специальными болтушками, и последующая обработка кремами, — это все должна была делать она. И как же она ненавидела Кекса в это время. А он, в свою очередь, требовал внимания в себе, и чтобы все было сделано как положено. Заканчивая процедуры с ним она чувствовала себя настолько вымотанной, и раздавленной, что выходя из массажного кабинета частенько садилась и горько плакала. Умышленно привлекая внимание к своей персоне, Энни подпитывалась от сочувствующих, и скоро опять весело порхала по коридорам, излучая силу и жизнерадостность. Единственное время, когда она могла поквитаться с Кексом, был ежедневный прием витаминов. Внутримышечно. Как только она не пыталась причинить боль этому человеку — все безуспешно. С каменным лицом, он выдерживал все ее издевательства. Ни разу он не вскрикнул, или даже