Александр Адабашьян - Транссибирский экспресс Страница 44

Впереди был пруд, две ивы склонились над водой, а под ивами стояла скамейка. Легкий прозрачный туман стелился над прудом, и сквозь него было видно, как медленно поднималось солнце...

Чадьяров подошел к воде и долго смотрел на ее недвижную гладь. Странно, но он совершенно не чувствовал усталости. Голова была светлой, тело легким. Чадьяров присел у воды на корточки и медленно, с наслаждением умылся. И тут откуда-то издалека донеслась песня:

Белая армия, черный баронСнова готовят нам царский трон...

Песня звучала все ближе, громче. И вот из тумана показалась колонна молодых солдат. Они поравнялись с Чадьяровым, и он увидел их загорелые лица. На штыках играло солнце, строй дружно выбивал из дороги улегшуюся за ночь пыль.

Но от тайги до Британских морейКрасная Армия всех сильней...

Колонна прошла мимо Чадьярова, а он все смотрел ей вслед, смотрел и думал: «Что-то этим ребятам придется еще пережить?..»

Песня утихла вдали. Медленно оседала на дорогу пыль. Чадьяров еще раз посмотрел вокруг, словно пытаясь навсегда запомнить все, что видел сейчас, и, засунув руки в карманы, зашагал к городу.

Александры Тимофеевны в номере еще не было. «Загуляла «женушка»!» — подумал Чадьяров. Он разделся и лег в постель.

За окном оживала утренняя Москва. Где-то совсем рядом прогромыхал трамвай. Ослепительное солнце играло в окнах соседних домов. Чадьяров вспомнил прошедший день и снова расплылся в счастливой улыбке. Он снял трубку стоявшего рядом на тумбочке телефона.

Валя ответила так быстро, как будто ждала звонка.

— С добрым утром, — сказал Чадьяров, сам удивившись охватившему его волнению.

— Здравствуйте... — тихо сказала Валя.

И они замолчали.

— Валя, — сказал наконец Чадьяров, — вы мне правду сказали?

— Да, — ответила Валя. — Правду...

— Если это так... — Чадьяров услышал шаги в коридоре — это возвращалась Демидова. — Если это так... — Но он не договорил, в трубке было очень тихо, а в дверь уже стучали...

23

15 июня 1927 года к перрону Харбинского вокзала подошел Транссибирский экспресс из Москвы. Первым из международного вагона вышел Веселый Фан, следом показалась Александра Тимофеевна.

Чем ближе они подъезжали к Харбину, тем мрачнее становилась Демидова — в отличие от Фана, который преображался на глазах: он, не умолкая, рассказывал смешные истории и сам до слез хохотал над ними...

И вот теперь они шли по перрону, Фан и Александра Тимофеевна, сзади два носильщика несли их вещи.

— Наконец-то! — радостно говорил Фан. — Кончилось! Не-ет! Я больше не путешествую, это не для меня! Теперь квиты: сказали ехать — я поехал, а задание не сообщили — я не виноват! — Он покосился на Александру Тимофеевну и примирительно добавил: — В общем, я так думаю: мы одно дело делали, нам делить нечего, верно? Надеюсь, у вас ко мне претензий нет?

Она промолчала.

— У меня к вам тоже.

Чадьяров уже давно заметил машину Тагавы, видела ее и Демидова.

«Встречают», — подумал Чадьяров, продолжая болтать.

Он был почти уверен в том, что во всей истории с поездом засветиться ему было не на чем. А те, кому стала известна правда, теперь были безопасны. Но все же некоторое волнение перед встречей с «Фудзи-банком» он сейчас испытывал.

Тагава с помощником ждал у лестницы, ведущей с перрона. Увидев его, Фан сорвал шляпу и, расплывшись в улыбке, пошел быстрее.

— Господа!

— С приездом, господин Фан, — сухо поклонился Тагава. — Как путешествие?

— Вы еще спрашиваете?! — изумленно вытаращил глаза Фан. — Вы что, не знаете, что там было?.. Я как чувствовал — ехать не хотел. — Он приблизился к японцу, тихо сказал: — Там человека убили! Машиниста убили! — И, схватившись за голову, Фан застонал: — Крик! Милиция!

Японцы с непроницаемыми лицами ждали окончания рассказа Фана, но наблюдали они в основном за Демидовой, стоявшей поодаль. Чадьяров перехватил их взгляд, обернулся к Александре Тимофеевне:

— Слава богу, пронесло, а? Александра, иди сюда!

Демидова подошла, кивнула японцам, те ответили ей поклоном. Фан же, понизив голос, доверительно сообщил:

— А задания нам так никто и не передал, до самой Москвы... — Он хотел продолжить, но Тагава перебил его:

— Хорошо, господин Фан. Спасибо. Вы свободны. Потом подробно поделитесь впечатлениями о путешествии...

— Да какие впечатления! — с жаром начал Фан, но Тагава уже подал знак человеку у машины, и тот стал укладывать чемоданы Демидовой в багажник.

— Прошу вас, госпожа Демидова, пожалуйте в машину... А с вами, господин Фан, мы ненадолго прощаемся. Да, кстати, — держа Александру Тимофеевну под руку, спросил Тагава у Фана, — где костюмы, которые мы вам шили?

Фан ткнул один из чемоданов. Помощник Тагавы вежливо улыбаясь, взял чемодан, понес к машине.

— Не отчаивайтесь, — успокоил Фана Тагава. — Сегодня же вечером вы их получите обратно.

С этими словами он повел Демидову к машине.

«Мандат хотите проверить, — подумал Чадьяров, — ну-ну, валяйте...»

Автомобиль свернул с привокзальной площади.

«Я ни в чем не виновата, — успокаивала себя Александра Тимофеевна. — Я сделала все, что могла. — Однако чувство страха не покидало ее. — Хоть бы сказали что-нибудь!» — раздраженно подумала она и покосилась на Тагаву. Тот сидел прямо, словно изваяние, глядел перед собой.

— Почему вы молчите? — спросила она.

— Я хочу послушать вас. Как провалилась операция?

— Шнайдер предал, — устало сказала Демидова и закурила.

Тагава быстро выхватил папиросу из ее рта, швырнул в окно.

— Я ни в чем не виновата, — резко сказала Демидова, — не смейте со мной так обращаться!..

— Почему Сайто жив? — перебил ее Тагава.

— Шнайдер убил Исиду, сорвал операцию! — быстро говорила Александра Тимофеевна, стараясь успеть сказать все, прежде чем разрыдается. — Потом зачем-то убил машиниста. Больше я ничего не знаю. Знаю еще, что ваш Фан — полное ничтожество и трус. Всю дорогу валялся на диване и ныл, и вообще... — Из глаз ее брызнули слезы. — Оставьте меня в покое! Мне надо домой, отдохнуть...

— Пока вы поедете с нами, — твердо сказал Тагава.

В «Лотосе» за время отсутствия хозяина случились разные события.

Лукин после очередного разговора о России запил и чуть не умер. Спасла его Катя, забрала к себе, несмотря на скандал, устроенный Верой Михайловной. А на другой день Катя объявила, что они с Лукиным решили пожениться и вернуться в Россию, а там будь что будет... Вера Михайловна, услышав это, закрыла дочь в чулане и два дня не выпускала, но потом сменила гнев на милость, да и все как-то попривыкли к этому, стали относиться как к вопросу давно решенному, хотя поначалу приняли Катино сообщение в полном изумлении. Все, кроме князя.