Юрий Виноградов - Десятый круг ада Страница 44

— О-о, какая нежная идиллия! — воскликнул Циммерман и громко расхохотался. Баремдикер, удивленный этим неожиданным вторжением, на какое-то мгновение растерялся.

— Это ты, Генрих…

— Надеюсь, я не помешал вашей милой беседе, дружище? — осведомился Циммерман. Не дожидаясь ответа, он подошел к метнувшейся от него Гале и одобрительно, точно породистую лошадь, похлопал ладонью по мокрым от слез щекам. — Приятная мордашка! И тельце аппетитное, — отогнул он край разорванного платья, обнажая девичью грудь. — Умеешь ты находить смазливеньких, Герман! Завидую тебе…

Галя залилась еще громче и в страхе забилась в угол.

— Глупая, злая девка, — процедил Баремдикер. — Лесная кошка. — Он приложил носовой платок к расцарапанному подбородку.

— Что глупа, то сущая правда, — охотно согласился Циммерман и вдруг взорвался: — Прекрати реветь, телка! Офицер рейха, заслуженный эсэсовец пригласил тебя к себе, оказав великую честь, а ты…

— Верно, Генрих, верно! — воодушевился Баремдикер. Движением руки Циммерман остановил его.

— Я требую от тебя беспрекословного повиновения германскому офицеру, русская дрянь! — уже орал он на девушку, намереваясь вот-вот ударить ее по лицу. — За гауптштурмфюрера СС Германа Баремдикера, моего большого друга, я запорю тебя в карцере до смерти! Вон отсюда, пока цела! Вон!

Какое-то время Галя колебалась, не веря, что ее отпускают, потом стремглав бросилась к двери.

— Не вздумай кому сболтнуть — шкуру спущу! — услышала она вслед слова Циммермана и его раздирающий душу хохот.

Смеялся Циммерман долго, то и дело дружески хлопая омраченного Баремдикера по плечу.

— Я уже думал, у тебя все на мази. А тут такое дело… К русским женщинам, дорогой Герман, особый подход требуется. А ты — силой!

— Сила меня еще никогда не подводила! — Баремдикер со злостью сжал рукой пустую пачку от сигарет и швырнул на пол. Достал из шкафчика бутылку, две рюмки и наполнил их шнапсом.

— Не подведет сила и с этой… телкой, как ты правильно ее назвал.

Циммерман взял рюмку со шнапсом, усмехнулся:

— Только ласка может покорить Галю. Северяне любят тепло, уж поверь моему опыту.

Начальник концлагеря засмеялся:

— Не знал я, что ты такой тонкий психолог, Генрих?

— Ах, ты не веришь мне?! — обиделся Циммерман. — Держу пари: две бутылки лучшего марочного вина против двух кружек баварского пива?!

— Четыре кружки пива против четырех бутылок вина! — загорелся Баремдикер.

— Идет! — согласился Циммерман. Он высоко поднял рюмку со шнапсом: — Прозит!

— Прозит!

Возвратившись в контору, Циммерман тут же приказал Фимке вызвать к себе сотников. Быстро решив вопросы с выделением специалистов на ремонт особняка доктора Штайница, он отпустил их, задержав в конторе Лукашонка.

— Пришлось на Галю пари заключить с Германом. Через неделю она должна стать моей «любовницей»…

Лукашонок улыбнулся:

— Галя рассказала, как вы чуть не избили ее за неповиновение Баремдикеру.

— Надо умно втолковать ей, чтобы слушалась меня, — предупредил Циммерман. — Никакой там агрессивности. Никакой болтовни.

— Все сделаю, как надо, — заверил Лукашонок.

На другой день поздно вечером Фимка, к удивлению эсэсовцев-охранников, за руку втащил в кабинет начальника отряда славянских рабочих упирающуюся девушку с испуганными заплаканными глазами.

— Битте — дритте, господин обер! — осклабившийся Фимка грубо толкнул девушку в спину и закрыл за ней дверь.

Галя, по-детски всхлипывая, стояла посреди кабинета и со страхом глядела на обер-лейтенанта. Хотя Лукашонок строго-настрого и предупредил ее, чтоб вела себя с ним послушно, но, если Циммерман попытается ее раздевать, она будет защищаться до конца. Опозоренной, ей не жить на белом свете.

Циммерман оторвал от бумаг глаза, встретился с колючим взглядом Гали. Сердце его закололо от жалости к бедной девушке. Можно было бы успокоить ее, сообщив, что они брат и сестра по оружию, но раскрывать себя он не имеет права. Пусть она продолжает думать, что он отъявленный фашист.

Нарочито грубо, чеканя слова, Циммерман холодно заговорил:

— Послушай, цыпленок, гауптштурмфюрер СС Баремдикер по-дружески передал тебя мне. Считай, тебе дьявольски повезло…

Галя побледнела, с силой сжав кулачки.

— Ты внешне очень похожа на мою бывшую жену, тоже русскую, — монотонно продолжал Циммерман. — Из чисто психологических побуждений я не могу спать с женщиной, хоть чем-то похожей на нее. Это тебя спасает.

Галя расслабилась и пошатнулась, ноги подкашивались от перенапряжения.

— Садись на кушетку, отдыхай, — приказал он. — И держи язык за зубами. Иначе вновь передам тебя Баремдикеру.

Он уткнулся в бумаги и принялся за работу, совершенно забыв о девушке, точно ее и не было в кабинете. Ровно через полчаса вспомнил о ней.

— Можешь идти в барак. А завтра явишься ко мне в это же время.

Через неделю удрученный Циммерман появился в кабинете начальника концлагеря и молча выставил перед ним четыре бутылки дорогого вина. Баремдикер, которому эсэсовцы-охранники доносили о ежедневных встречах Генриха с молодой работницей кухни, потер от удовольствия руки, развеселился. В душе он, точно ребенок, радовался неудаче друга. Русская девка, не посчитавшись с его знанием психологии, осрамила своего начальника.

— Недели оказалось мало, — начал оправдываться Циммерман. — Не успел как следует изучить русскую…

— Может быть, еще пари, Генрих? — подзадорил Баремдикер и расхохотался. — Восемь кружек пива против восьми бутылок вина!

Тот покачал головой, тяжело вздохнул.

— Семь против семи! — входя в азарт, предлагал начальник концлагеря.

Циммерман задумался, прикидывая в уме все «за» и «против». Гауптштурмфюрер терпеливо ждал, с его тонких губ не сходила самодовольная усмешка.

— Эх, была не была! — Генрих решительно посмотрел на друга. — Шесть против шести! Риск — благородное дело.

— Согласен!..

Вторую неделю Гале пришлось ходить по вечерам в контору начальника отряда славянских рабочих. Она уже привыкла к посещениям, чувствовала себя спокойно. Начальник занимался своими бумагами и через полчаса отпускал ее. Оба они сидели молча, словно не замечая друг друга.

В седьмой приход Циммерман предупредил девушку:

— Сегодня ты должна выдержать последнее испытание.

— Какое? — недовольно спросила Галя.

— Сделать вид, что не отвергаешь меня…

Галя села на краешек тахты. Ее вновь охватил страх. Что задумал этот хитрый, умный фашист? В любом случае она должна быть готова ко всему. Верить нельзя. Мысли, одна назойливее другой, не давали ей покоя. Девушка обдумывала десятки вариантов самозащиты, следила за каждым движением офицера.