Василий Веденеев - Искатель. 1986. Выпуск №3 Страница 44

Вера расцвела пуще прежнего, продолжая играть «в пуговички». Ко мне относилась с плохо скрытой насмешливой снисходительностью. Во всяком случае, именно эти нотки прозвучали в ее голосе:

— Борис Петрович, Владимир Лукьянович просит вас пожаловать к нему сегодня после обеда. В четырнадцать пятнадцать.

И по этой категоричной добавке я понял, что и временный хозяин большого’ кабинета не очень-то уважает неудачливого соискателя ученой степени. Впрочем, и упомянутый соискатель относился к нему не лучше.

Мое отношение к новому директору и все опасения полностью разделяла Таня.

— Как его могли назначить на это место, хоть и и.о.? — удивлялась она. — Знаешь, даже в президиуме академии недоумевают…

— Они же утвердили приказ директора.

— Те, кто удивляется, не утверждали. Утвердил кто-то один.

— Этим «одним» был всего-навсего президент.

— Президент уехал на месяц.

— Вице…

— Приказ подсунули ученому секретарю, выбрав минуту. К тому же, говорят, действовали через его жену, тряпичницу…

В директорской приемной Вера заставила меня просидеть почти час, игриво извиняясь и впуская в кабинет все новых «срочных» посетителей. Наконец мое терпение истончилось до туго натянутой струны. Я резко встал со стула, и она все поняла без слов.

— Сейчас выйдет посетитель, и вы войдете… — И совсем другим тоном: — Хотелось побыть с тобой хоть так, Боренька…

Притворяется. Зачем?

Все-таки злость мигом улетучилась. Неужели сохранилась где-то в душе привязка к этой?.. Невольно вспомнились горькие слова Виктора Сергеевича о микродолях вещества, которые часто управляют нами…

Владимир Лукьянович грузно поднялся из-за стола, пошел мне навстречу с протянутой рукой. Где-то он высмотрел этот церемониал и теперь подражал ему, изображая большого радушного начальника. Указал мне раскрытой ладонью на кресло напротив. Я удобно умостился в кожаных емкостях, предполагая, что разговор будет не из коротких.

— Ну вот, Борис Петрович, не так давно мы с вами виделись здесь же, на этом самом месте. Может быть, вы изволите доложить о результатах опытов?

— Простите, но о них я доложу директору, когда он вернется.

— Евгений Степанович поручил это дело мне. К его приезду я должен подготовить отчет. Так что уж извольте…

— Результатов пока нет, Владимир Лукьянович. То есть нет ожидаемых.

— Сколько времени вам еще понадобится?

— Не берусь определить точно, чтобы вторично не ошибиться.

— Ценю откровенность. Наиболее дефицитное качество в наше время. Правда, в очереди за ним не стоят. Знаю о ваших затруднениях и постараюсь помочь. — Он хотел выглядеть заботливым всепонимающпм «батей», который и обласкать и — пожурить может, и облагодетельствовать и низвергнуть. — Так вот, Борис Петрович, мы вам поможем с устройством быта. Вы — нам, мы — вам, откровенность за откровенность, по-отцовски скажу: выбор ваш одобряю. На первых порах мы вам в гостинке квартиру выделим.

— Но я еще не женат.

— Не будем формалистами. Это, как я понимаю, вопрос короткого времени. А по основной работе, — он осклаблился, — я вам подкину те самые синтезаторы, в которых вы вот так нуждаетесь, — он провел ладонью по горлу. — Дал бы еще тогда, когда вы просили, если бы сам решал.

«И был директором», — мысленно продолжил я его фразу.

— У вас будут ТФ-синтезаторы, Борис Петрович. Новейшие, с иголочки, импортные. Будет и остальное — все, что потребуется. Создадим новые условия и в совхозе. Там тоже будут довольны. Но ответьте мне, Борис Петрович, можно ли рассадить этих ваших лидеров в отдельные стада? Пусть они властвуют каждый в своем стаде и не воюют. А некоторые показательные экземпляры следует содержать индивидуально, как вы думаете? Ведь они будут смотреться и каждый поодиночке, насколько я понимаю, и произведут впечатление на членов комиссии? Мне рассказывали, что шерсть на овцах — высшего качества, шик. Комиссия придет и уйдет, аки смерч. А вы потом будете спокойно работать уже в новом качестве. Возможно, даже руководителя лаборатории. Тут вам и возможности новые откроются. Зеленый свет по всей линии. Понимаете? А сейчас я хочу, чтобы эта наша работа поскорее дала практические результаты, с которыми не стыдно показаться не только в академии, но и в Совмине.

Да, он говорил не только от своего имени, но и от имени Евгения Степановича. Сам он никогда бы до этого не додумался. И разговор со мной они специально перенесли на время отъезда директора, чтобы Евгевий Степанович оставался как бы ни при чем, ведь он мог и не знать, о чем будет говорить со мной его заместитель

Я все понял. Они хорошо рассчитали. Почему же мне не ухватиться за протянутую руку? Почему, в свою очередь, слегка не схитрить и не убаюкать его обещаниями, так сказать, не заверить руководство? Ведь он берет ответственность за весь марафет перед комиссией на себя.

Но даром ничего не дается. И если я сейчас схитрю и хоть немного сойду со своей дороги, я уже не смогу вернуться на нее. Потому что буду уверять других в том, в чем сам не уверен, и в конечном счете, изменив себе, стану другим,

— Со всей откровенностью, как вы просили, Владимир Лукьянович, скажу вам, что я не буду обманывать комиссию «практическими результатами нашей работы».

Он сразу понял, что переубеждать меня бесполезно. Встал со стула и пересел в кресло напротив — в директорское кресло.

— Позволю себе заметить, Борис Петрович, все сроки истекли. Мы снимем вашу тему с довольствия… с финансирования.

Его лицо застыло под ледяной маской, подражая лицу Евгения Степановича. Аудиенция окончилась.

Работать становилось невмоготу. То, что не отпускают средств на аппараты для моих опытов — еще полбеды. Но неприязнь ко мне переносилась и на других сотрудников лаборатории. На очередном субботнике сотрудники нашей лаборатории были названы победителями в соревновании, а в приказе о благодарности за участие в субботнике нас не оказалось в списке.

Все это не могло не сказаться на работе лаборатории.

На прежнем уровне держался только отдел Александра Игоревича. Там с успехом создавали в памяти вычислительной машины различные генетические модели, и другие отделы и лаборатории подтверждали в эксперименте их расчеты.

Александр Игоревич снова предложил мне перейти к нему, и я заколебался. Уж очень невыносимой становилась обстановка для меня. Ежедневные мелочные придирки вконец измотали и озлобили. По выражению Тани, я «созрел для будки дворового пса».

А затем состоялась защита докторской диссертации любимчиком заместителя директора Рожвой. Прошла она, как мне рассказывали, блестяще-отвратительно, роли были четко расписаны заранее, потенциальных мятежников и независимых отправили в отпуска и командировки, созвали из других городов надежных «варягов».