Сергей Давыдов - Путаный след Страница 45

— Не люблю я эту стукалку. Иди, если хочешь. Вторая игра по уму!

— После чего это, — спросил обиженно бригадир. — Я каждый день стучу. После чего это она вторая, а?

Дядя Володя грустно махнул рукой:

— После перетягивания каната!

Стоял солнечный и сухой сентябрь.

Ещё не желтели листья.

Ещё можно было купаться.

Только ветер стал более резким и порывистым. Дул чаще и настойчивее, чем летом. Вздымал пыль, швырялся на берегу колючим песком.

Сашка надумал съездить за раками.

Всю неделю слышались в слесарке рассказы бывалых раколовов, в которых количество пойманных раков выражалось такими цифрами, что Сашка только свистел в ответ и загибал крючком указательный палец, что означало: «загибаете, братцы!».

— Надо на тухлое мясо. Все раки твоими будут, — советовали ему.

— Зола! — кричал Сашка в ответ, не поворачиваясь от станка. — На гнилое мясо и дурак сумеет!

— А еще можно ногой ловить! — продолжались советы. — Разуться и щупать пальцами норы. Они обычно неглубоко в берегу. Сунуть в нору большой палец, рак и схватит! Очень просто!

— Ну, значит, ты раков не видал! Я таких ловлю, что, если хватанет клешней, — полноги долой!

В обед он мастерил с Женькой какие-то особые сачки.

— Эх, — потирал он руки. — А варю-то их… ммм… с укропом-с… с лавровым листом-с…

Дядя Володя равнодушно поглядывал на все эти приготовления.

Сидел на своем высоком табурете.

Постукивал молоточком.

Помалкивал.

Неожиданно сказал:

— Сегодня ровно двадцать пять лет, как я в плену побывал. Время как идёт… для чего оно мчится?

Шорница Маша спросила:

— Я все в голову не возьму: как это ты, такой скелет, сумел тогда грифельную доску поднять. Она же тяжеленная?!

— А я откуда знаю. Поднял, и всё. Я тогда ничего не помнил!

— В ярости человек может гору свернуть, — пояснил бригадир. — Двадцать пять лет!.. Ты бы хоть отметил, как полагается.

— Да ну… не пью я, ты же знаешь.

— Такой день и даром пройдёт!

— А! Больше прошло. Что уж там день.

И дядя Володя сумрачно отвернулся от всех.

Бригадир поманил Сашку пальцем.

— Иди-кось сюда! Вот что. В такой день нечего ему отказывать. Возьми старика с собой. Неужели ты слепой. Ты про лес рассказываешь, а он весь дрожит.

— Я и сам хотел. Без указчиков знаю! — почему-то рассердился на бригадира Сашка.

Сашкин способ ловли был не очень добычлив, но уж зато азартен.

Ловили в мелкой усеянной огромными красными валунами реке, выбегавшей из лесного озера.

Женька палкой стучал по камням, и на поверхность воды вылетал разбуженный рак. Он стремительно пятился к середине, но Сашка подставлял ему под хвост сачок и выбрасывал черного усача на берег. Тут он попадал в руки дяди Володи, возбужденного и счастливого, и отправлялся в ведро с водой, где уже ползали и били хвостами такие же красавцы.

Так они забавлялись весь вечер.

Сашка дал половить и дяде Володе.

И дядя Володя изловил невиданного рака. От неожиданности он упустил его в траву. Рак спрятался в траве. Но дядя Володя стал шарить и шарил до тех пор, пока рак не хватанул его за палец.

— Аи! — вскрикнул дядя Володя. — Урра!

А потом Сашка развел костер и сварил раков. Сварил действительно мастерски. С укропом и перцем.

Дядя Володя, накалываясь зазубренными шипами клешней, впитывал в себя, смаковал чудесный вкус острого душистого мяса. Чувствовал он себя сегодня по-настоящему празднично. И ещё ему показалось, что Сашка к нему сегодня почему-то гораздо добрее.

Костёр догорал.

Сашка и Женька лежали рядышком. Надо было готовить ночлег, пока не стемнело.

— Женька! Айда за дровами!

— Сперва искупаемся?

— Давай!

Они убежали к реке.

Тихо вздыхали старые желтые сосны. Плыли медленные белесые облака. Беспрерывно журчала речка.

Дядя Володя разделся и, оставшись в одних трусах, пошел отмывать ведро. Он не заметил, что вернувшийся с охапкой хвороста Сашка наблюдает за ним.

— Ах ты! Ну и жизнь! — вырвалось у дяди Володи.

Сашка впервые видел его спину, всю в длинных темных рубцах, словно по ней прошлись фрезой.

— Подумать только, какая жизнь!

Дядя Володя вошел в реку по колено. Вода была теплой-претеплой. Он выпустил ведро и сделал еще несколько шагов.

— Сашка, Сашка! Где ты? Смотри, сколько я сена приволок!

— Тише ты! Смотри-ка!

Дядя Володя плыл на самой середине реки.

Вернее не плыл, барахтался, вздымая тучи брызг.

Так впервые начинают плавать в далёком детстве.

— Чего это он — чокнулся? — заржал Женька. — Тоже пловец! Наяривает небось по дну руками и ногами… хотя нет, там глубоко. Ох и потеха! Вот расскажем всем, ага?!

— Замолчи ты, сковородка! — вдруг грубо обрезал Сашка. — Плывёт, как умеет! Нисколько не хуже тебя!

ПУТАНЫЙ СЛЕД

Повесть

В СМОЛЕНСК

Олег Кислицын на весь август едет в Смоленск. Отпускают одного. Билет взят ещё неделю назад, но мама всё время грозится сдать его обратно в кассу.

— Может сдать. Запросто! — явно завидуя, сказал Андрейка Горикин, которого родители дальше двора не пускали. — Даже в день отъезда может.

Они стояли у своей парадной. Олег живёт на третьем этаже, Андрейка на пятом. Они из одного класса.

— И тогда не поедешь!

Олег молча катал ногой облезлый футбольный мяч. А толстый Андрейка не успокаивался:

— Без тебя пропрем керосинщикам!

«Керосинщики» жили в доме, где был хозяйственный магазин. Всё лето они грозились обыграть их.

— Накидают штук десять, узнаешь, как уезжать!

Сам Андрейка не был в команде. Кто примет такого толстого! Зато он был главным болельщиком двора.

— Ещё, может, не поедешь, — повторил он.

Олег снова промолчал. Вчера он видел, как папа спрятал билет в свой бумажник. Всё в порядке, — папа за Смоленск!

Тихо во дворе. Мальчишки почти все разъехались. Кто в пионерлагере, кто на даче. Только Олег задержался в этом году, отказался ехать в Вырицу. Андрейку родители повезут на юг. Они всегда его возят на какой-то бархатный сезон. Он приезжает с юга толще, чем был.

Летит по двору тополиный пух, собирается в маленькие сугробы, мягкие и теплые. Кончились недавно белые ночи, но еще обманчиво светло во дворе.

— Слышишь, — говорит Андрейка, — часы где-то! Раз, два, три… семь, восемь… десять. Как, уже?

— Пошли.

Но Андрейка медлит.

— Что там хорошего в твоем Смоленске? Смоленск — смола, значит!